Беременна от сына президента
Шрифт:
— А отдал меня родителям почему?
— Потому что Алла наседала. Она бы рано или поздно докопалась до истины. И лучше было сделать это самому, заработав в твоих глазах хоть пару очков.
— Ну ты и подонок, Левицкий, — встает она, укладывая малыша на центр кровати. Часто дышит, злая, обиженная. Заправляет свою шикарную грудь, подставляет подушки с одной стороны, я с другой. Потом хмыкает и уходит на кухню, где делает себе чай.
— Я надеялась, что ты изменился. Что хоть что – то в тебе хорошее.
— Тебе нужно, чтобы я врал?
—
— Я буду лгать, воровать, убивать, если потребуется, если это поможет быть с тобой, но позволь мне быть честным. Позволь сказать правду о том, как сильно ты мне нужна. Я не могу тебе пообещать, что стану хорошим, не стану. Я такой какой есть, но одно могу пообещать точно, я никогда не предам тебя или нашего ребенка. Наших детей. Раньше я был верен только отцу, он был моим маяком, но стоило появится тебе, как все поменялось. И если бы я мог, я бы спрятал тебя от всего мира, никому бы не показывал, но никогда бы не отпустил. Сдохну, но не отпущу, — шагаю так близко, что Арина упирается задом в кухонный гарнитур.
— Только попробуй, я тогда сама тебя сдохну, — выдыхает она мне в рот принимая жадный, резкий поцелуй, которым смыкаются наши губы. Ее руки на моих плечах, мои на ее талии.
Я поднимаю Арину в воздух, усаживаю на стол, расстегивая халат, тут же хватаясь за грудь двумя руками. По ним тут же растекается теплая влага.
— Ой, молоко… — это все, что он мяукает, потому что я снова обхватываю ее губы, ласкаю языком щеку, шею, грудь, чувствуя сладкий вкус. И больше нет запретов, обид и прошлого. Есть только здесь и сейчас, где в моих руках моя послушная девочка, умеющая вызывать тремор рук после оргазма, умеющая причинять боль лаской, умеющая подобрать нужные слова после.
— И все равно ты подонок, — утыкается она головой мне в грудь, пока мы пытаемся привести в норму дыхание.
— Я люблю тебя, Арин.
— А я тебя…Очень, очень люблю.
В этот момент мы слышим звук плача и со всех ног несемся в спальню, где нас ждет ночь, полная далеко не эротических приключений.
Эпилог. Карим
— Бабушка, привет, — Арина встречала бабушку из больницы
. Та замерла, словно, не веря своим глазам. И заплакала. Долго, долго обнимала Арину, все прощения просила. Мы посадили ее в машину, чтобы отвезти в ее деревню. Я там уже рабочих подогнал, чтобы ремонт в доме сделали и нанял мужика для помощи по хозяйству.
– На кого похож?
— На тебя пока похож, — говорит бабка, смотря на Луку. – А что имя такое чудное придумали.
— Чудное, ты хотела сказать.
— Ну да. А крестить — то когда будем?
— Ну вот, я надеялась ты с батюшкой договоришься.
— Естественно. Сегодня же пойду. Надо посмотреть, что там по церковному календарю, — и тут она на меня глаза поднимает. – А ты душегуб, разве не в тюрьме сидишь?
— Условным отделался.
— Ну понятно, с таким — то папашей.
Она прям глас народа, даже забавно все это слушать.
Она удивленно рассматривает изменения в доме.
— Ох, окаянные, что натворили то.
— Не нравится? — Арина переживает, рассматривает дом, в котором по сути выросла. Не дом, а халупа на мой взгляд.
— Да нравится. Просто привыкнуть придется. И чего, воду даже таскать не надо?
Арина идет кормить внезапно оголодавшего Луку, а я остаюсь с бабкой наедине.
— Нет, скважину сделали, туалет вон там, чтобы на улицу не выходит. И рабочего вам в помощь.
— Ты меня посадить должен, а не благами одаривать.
— А я бы и посадил, но Арина так решила.
— Повезло тебе, что она такая всепрощающая. Другая бы палками тебя гнала.
Сомневаюсь, но не буду переубеждать.
Мы еще час побыли в доме, потом поехали в город, но перед этим я свернул на проселочную дорогу к другой деревне, что была на другой стороне реки.
— А мы куда?
— Показать тебе кое – что хочу, — киваю на аллею, что когда — то высаживали всей семьей. Дед Юра еще шутил, что грехи свои засаживаем.
— О, это же клены! Они уже такие большие! Это дом Самсоновых! Они его не продали?
— Сюда никто не приезжал с тех пор, как ты пропала, — наконец тормозим возле дома, а Арина поджимает губы и слезы льет. Может зря я? Приятно хотел сделать…
Она долго исследует места, где мы веселились, спальню, из которой меня выкинули. Потом мы вместе с Лукой идем к реке, где она так любила плавать.
— Холодная еще, — трогает она воду, мне улыбается. Успокоилась вроде. – Скажи, честно, ты бы никогда на мне не женился, будь я все так же Ариной?
— Женился бы, но не так быстро конечно.
— А я думала будешь уверять в том, что все было бы так же.
— Зачем? Я же обещал не врать. – оставляю коляску с Лукой у дерева и тяну Арину к себе. – Одно могу сказать точно, я бы тебя не отпустил.
— Спасибо, что привез сюда… Спасибо, что заметил тогда на остановке, — поднимается она на цыпочки, мягко целует в губы. В груди щекочет, давит со всех сторону. Можно в любви клясться, но я лучше покажу… Тем более, что всем недавно нам сказали, что можно. – Карим… Любимый.
Я тут же поднимаю ее на руки, и к дереву несу, вжимая в толстый ствол, задираю юбку, пальцами, пробираюсь в нежное, влажное, мягкое настолько, что живот сводит от нетерпения.
– Тут Лука.
— Он никому не скажет, — уверяю, вжимаясь губами в ее рот, закидывая ноги себе на талию. Арина держится за мою шею, пока расстегиваю ширинку, оттягиваю ткань трусиков, прижимаясь к раскрытым губкам. Они втягивают меня, словно давно ждали этого момента. Секунды и в башке пустеет от невыносимого удовольствия, что сжимает со всех сторон. Горячо. Влажно. Дико туго. Как в первый раз блять. Арина морщится, впиваясь ногтями мне в плечи. – Больно?