Беременна от сына президента
Шрифт:
— ты говорила, что он спас тебя, а тут говорится, что он по сути тебя принудил… Арина.
— Не ори, я кажется… Рожаю.
— Это не смешная шутка… Отвечай на вопрос.
— Я не шучу, хотя если подумать, то мы могли бы никогда больше не встретится, если бы не его мерзкий поступок. – боль скручивает них живота, и я опираюсь на машину, чувствую как по ногам течет горячая жидкость.
— Да чтоб тебя, поехали!
Он почти толкает меня в машину, стартует с места, набирая такую
— Это же не официальные новости?
— Статью думаю удалят, но интернет помнит все.
— Это сильно повредит выборам?
— Не знаю… Он сильный лидер, скорее всего придется объясниться, а вам с Каримом заключать задним числом брак.
— Что? Зачем? Я не хочу!
— Ты родишь сегодня завтра, и поверь, меньше всего тебе нужны чайки в виде журналистов возле палаты.
— Но я не так хочу, пап.
— Тебя уже никто не спрашивает. Почему ты сразу правду не сказала?
— Ну… Я не хотела тебя волновать, кому захочется узнать, что его дочь стала проституткой.
— Херню не неси! Никогда не говори о себе такого, даже не думай. Люди выживают, люди совершают ошибки, но они те, кем считают себя сами, поняла? Плевать на шаблонное мнение большинства, только твое собственное имеет значение. Если ты так поступила, значит у тебя не было выбора…
— Пап. – тяжело выдыхаю, пока них живота сводит очередной схваткой.
— Что? Я не прав?
— Прав. А мы скоро доедем?
— Скоро, почти приехали… Да куда ты лезешь, урод, у меня тут дочь рожает.
Глава 41. Арина
В момент, когда меня привезли в родильное отделение я больше не думала о скандале, о Кариме, о президенте черт возьми, все о чем я могла думать это поглощающая меня боль, нарастающая с каждым ударом сердца. Она скручивала внутренности, не давала нормально дышать.
Как, как женщины соглашаются на это снова? Неужели забывают всю ту боль – сравнимую с падением в воду с моста, с предательством любимого человека, с пощечиной бабушки. Только умножайте это все на сто, а может и больше.
— Дыши, девочка, дыши, раскрытие только девять пальцев, скоро пойдем рожать.
— Я не смогу. Не смогу, — мотаю головой, пока слезы по щекам катятся. – Позовите кого – нибудь, хоть кого – нибудь… Больно, господи, как мне больно.
— Ну что тут у тебя, — входит врач, а я запрокидываю голову, смотрю в кружащийся от боли потолок. – Таз конечно узкий. Пусть анестезиолог тоже будет готов. Арина, придется еще полежать…
— Да не могу я лежать, я даже дышу с трудом. А можно мне обезболивающее… Ставят же, я знаю.
— Уже нельзя. Мы же хотим, чтобы ты сама родила?
— Уже не важно, уже просто вытащите
— Лежи, отдыхай… Скоро приду еще.
Отдыхай. Он серьезно сказал, отдыхать?
Закрываю глаза, ощущение что я уже не в своем теле, что у меня уже так голова кружится, что появляются галлюцинации, иначе как объяснить Карима, который стоит рядом в форме врача. Это не может быть он, хотя бы потому что испуганным его я никогда не видела.
— Доктор, у меня уже галлюцинации, — реву в голос. – Это же не нормально.
— А что, зубную фею видите.
— Карима…
— Это я, Арин…
— Уйди, — пихаю его руку, которой он пытается ко мне прикоснуться.
— Так, у нас полне раскрытие, едем в родильный зал.
— Нет, нет, я не смогу, я просто не смогу…
Карим, если это действительно он, стоял возле моего лица, смачивал губы салфеткой, держал за руку, пока я кричала, выталкивая его ребенка. Кричала, как ненавижу его, как презираю за то, что он со мной сделал, как видеть больше не хочу.
Он молчал, ничего не говорил, продолжая испуганно смотреть, как двое врачей пытаются помочь малышу увидеть свет. И вон он, лысенький и и весь в крови, оказывается прямо на моей груди. Кричит так громко, что закладывает уши…
Облегчение потолок заполняет мое тело… Боль становится не стол острой. Я в голос реву, трогая крошечное тельце, что вертит головой, выталкивая воздух из легких.
Я поворачиваю голову, а иллюзия еще здесь, Карим никуда не делся и словно под гипнозом смотрит на малыша. Своего сына.
Акушерка тянет к нему руки, а Карим тут же рявкает.
— Куда?
— Успокойтесь папаша, помоем, взвесим, измерим и вернем обратно.
Карим словно коршун смотрит на ребенка, а потом роняет голову, впиваясь взглядом в меня.
Из меня еще достают послед, только потом разрешают спустить ноги.
— Охренеть, Арин.
— Ага, — шмыгаю носом, а он снова дает мне попить влагу из марли. Я тут же поворачиваю голову и смотрю как малыша заворачивают, на ногу цепляют бирку. – Как ты тут оказался?
— Два часа назад сказали про статью, потом про то, что ты рожаешь. Пришлось звонить отцу и тайно выбираться из тюрьмы. С утра надо будет вернуться, до обхода.
— Теперь нам придется перед всеми играть счастливую пару… Сложно тебе будет.
Карим даже не отвечает ничего, снова смачивает мне губы, потом смотрит как мне приносят малыша, жадно открывающего рот.
— Молока у тебя пока нет, — говорит Акушерка, но к груди надо приложить.
Я глажу меленькое личико, смотря как пухлые губки пытаются ухватить сосок. Толкаю ему грудь, ставшую за последние несколько месяцев еще больше.