Беременна в расплату
Шрифт:
Или это проклятие империи, которая далась еще за поколения до меня страшной кровью? И теперь эта кровь вот так требует отмщения?
Ни хера.
У отца все нормально с наследниками и супружеством сложилось. Еще как нормально! Другое дело. Что натура его стальная не позволяла чувствам пробиваться!
Только со змеей-Наиной голову каким-то чудом потерял!
Оставляю Мари в спальне, когда возвращаемся.
Заношу заранее заказанную для нее еду.
И снова.
Бегу. Бегу без
Уношусь под бешеный рев мотора. Лечу по городу.
Иначе не сдержусь. Наломаю таких дров, что сам после кровавыми слезами умоюсь!
— Морок. Собери мне досье. Ты уже знаешь все вводные.
Наверное, так.
Наверное, нужно посмотреть на отчеты. На черные буквы, лишенные всяких чувств и эмоций.
А до тех пор мне от Мари лучше держаться подальше!
Только вот ни хрена подальше держаться не получается.
Возвращаюсь в ночь.
И тут же. Как одержимый. Как изголодавшийся до ломки в суставах, включаю камеру.
Впитываю. Вбираю. Ловлю каждый вдох. И оторваться не могу!
Блядь.
Я же сейчас просто сдохну без этой своей дозы!
Тихонько отпираю дверь.
Мари спит и явно давно.
А я стою над ней и дыхание останавливается.
Только провожу пальцами по щеке. По волосам.
И чувствую, как дышать начинаю. Опять. Оживаю. И зверь, лютый, дикий, что внутри беснуется и с цепи сорваться, все вокруг разнести хочет, успокаивается.
Спокойным. Ручным становится.
Правду. Мне нужна. Мать вашу, эта гребаная правда!
Но пока…
Пока ее нет, можно отдаться забвению!
Резко сбрасываю одежду, укладываясь с ней рядом.
Обхватываю руками, прижимая к себе.
Кожа к коже. Глубже. До мяса. До самого сердца.
Как одичалый погибающий от голода вгрызается в сочный кусок мяса, так вгрызаюсь в запах ее волос.
В секунды.
В последние секунды, что замерли между прошлым и будущим.
Между правдой, которая скоро всплывет наружу и еще тем последним мигом, когда ее отвратная голова не поднялась.
Я ведь знаю. Какой она будет. Тут и досье на хрен не нужно.
Я просто оттягиваю время, вру сам себе, будто ищу какие-то факты.
Все они. Все налицо. Все я видел.
Но, блядь!
Как же мне он нужен!
Этот последний глоток воздуха! Последний глоток Мари!
Дергается, почувствовав меня.
Не вижу. Чувствую. Как глаза распахивает.
— Спи, — шепчу, а сам глаза закрываю.
Чтоб сильнее. Чтоб ярче. Ее сейчас всем собой чувствовать.
— Бадрид. ДНК-тест… Ты так и не…
— Спи, Мари, — хриплю сквозь сжатые зубы.
— Но…
— Не бывает «но», Мари, — резко переворачиваю ее на спину, прижимаясь всем телом.
— Его не бывает, понимаешь! Дело не в ребенке. Дело в том,
* * *
37 глава 37
Мари
Я просыпаюсь в холодной постели.
Одна.
Даже намека нет на то, что эта лихорадочная близость ночью мне не приснилась!
На столе расставлена ароматная еда.
Подушка и постель с другой стороны смяты.
Не приснилось.
И суставы выламывает от того, как жадно он дышал НАШИМ воздухом.
От каждого его лихорадочного, безумного прикосновения, горит кожа.
Заставляю себя подняться и приняться за еду.
Аппетита нет совсем. Я просто поддерживаю жизнедеятельность. Кормлю ребенка, и не больше.
Кааааак? Как мне теперь унять этот ураган? Как заштопать ту страшную пропасть, что разверзлась между нами?
И у нее такая тяга, такой бешеный вихрь, что нас вот-вот снесет. Прямо вниз. На острые камни!
Что он сказал?
Доверие.
Полная, безоговорочная вера в другого. И никаких тестов. Никаких проверок. Она или есть или нет.
И кусок в горло не лезет.
Потому что он прав!
Тысячи. Миллионы раз прав!
Это то, что делает двоих одним.
Не страсть.
Не постель.
Не эта дикая потребность быть вместе. Касаться. Прижиматься к любимым губам.
Нет!
Это когда летишь в пропасть, но держась за руки. Когда знаешь. Что ничего не страшно.
Потому что веришь. Полностью. Безоговорочно. Без оглядок и уточнений.
Веришь больше, чем самому себе!
И иначе никак.
Иначе мы всегда будем порознь. И каждое слово, каждый взгляд и жест будет вызывать подозрения и сомнения!
И…
Слезы брызгают из глаз, а я их даже и не утираю.
Потому что он прав.
Прав так, что становится больно!
Я. Именно я не поверила. Сама разорвала сплетение наших рук. Сама отравила нашу любовь смертоносным вирусом неверия.
А ведь он сказал.
Он сказал, что все, что делает, делает ради НАС.
И даже этих слов. Их слишком много!
Потому что есть глаза. Есть душа, которую ты чувствуешь, как свою собственную.
Есть та запредельная грань, за которой слова становятся ненужны.