Беременность на сдачу
Шрифт:
Я радуюсь ровно до тех пор, пока в комнату не приходит Маша — девушка из персонала и не говорит, что ко мне пожаловал Антонио. Я говорю ей, что сейчас спущусь, а еще спрашиваю где сейчас Матвей Алексеевич. Его, оказывается, нет. Я выдыхаю и спускаюсь вниз, где организатор уже ждет меня.
— О, дорогая Вероника, — он улыбается, а меня передергивает.
Я окидываю взглядом его бордовые штаны, больше похожие на лосины, желтый свитер крупной вязки и ботинки цвета хаки. Смотрю на высокую прическу “под ирокез” и хочу испортить его внешний вид.
Он. Меня. Раздражает.
Все в нем настолько невыносимо,
Меня впервые настолько раздражает человек, поэтому на мгновения я даже теряюсь. Антонио говорит и говорит, рассказывает о том, что подобрал идеальные занавески цвета марсала, а я понимаю, что все. Мое терпение достигло пика и готово выплеснуться наружу. Я даже встаю с дивана, куда Тоша, так про себя именую Антонию, увлек меня, и набираю в легкие воздуха, чтобы сказать все что думаю. В этот момент двери гостиной открываются и на пороге показывается Матвей.
Он коротко кивает моему собеседнику, не задержав на нем взгляд даже пять секунд, после подходит ко мне, целует в щеку и говорит, что будет у себя в кабинете.
— Погоди, дорогой, — зову его, останавливая на полпути к лестнице.
Мы намеренно играем комедию перед посторонними, делаем вид, что счастливы и души друг в друге не чаем. В действительности же я едва сказала ему пару фраз за прошедшие пару недель.
— Извини, но я плохо себя чувствую. Слегка кружится голова. Не могли бы вы с Антонио обсудить оставшуюся часть. Мы почти все утвердили, осталась пара моментов, — я искренне улыбаюсь и испытываю какое-то дьявольское облегчение от того, что спихиваю этого лощеного пижона на Матвея.
Он его нанял, вот пускай он и расхлебывает.
Антонио не дает Матвею возможности сообразить, что произошло и отказаться, и начинает свой беспрерывный гундеж. Я улыбаюсь и собираюсь пойти наверх, но Матвей останавливает меня и просит говорит, что проведет, раз мне плохо. Я удивляюсь, что ему вообще удалось прервать Тошу, но пожимаю плечами и киваю головой.
Мужчина берет меня под руку и поднимается со мной на второй этаж, открывает передо мной дверь и помогает присесть на кровать.
— С тобой точно все в порядке? — обеспокоенно интересуется мужчина, и я едва сдерживаюсь от самодовольной улыбки.
— Да, я просто устала, — говорю и делаю самый что ни на есть усталый вид.
Видимо, у меня хорошо получается, потому как Матвей коротко кивает, после чего помогает мне прилечь и даже укрывает мои ноги пледом.
Как только мужчина скрывается за дверью, я зарываюсь лицом в подушку и хохочу. Пять минут назад я была готова убить организатора, а сейчас мне смешно от того, что я спихнула его на Матвея. Я прекращаю смеяться только через пару минут, после чего переворачиваюсь на спину и с дурацкой улыбкой смотрю в потолок, прислушиваясь к возможным звукам. Увы, в доме стоит полнейшая тишина, или просто здесь идеальная звукоизоляция и я почти ничего не слышу.
Я сама не замечаю, как проваливаюсь в сон, а когда просыпаюсь, не сразу понимаю, что стало причиной. Я не спешу открывать глаза, потому что чувствую на своем животе теплые и слегка шероховатые ладони. Я замираю, а после вспоминаю о дыхании и стараюсь дышать так же, как и во время сна, хотя унять учащенно в пять раз сердцебиение просто не могу.
Я чувствую, как под тяжестью мужского тела слегка проседает матрас и стараюсь не думать о том, почему Матвей лег рядом. Я чувствую его дыхание рядом с ухом и радуюсь, что повернула голову в другую сторону, и ему не виден трепет моих ресниц. Его рука все так же блуждает по животу, а пальцы легонько перебирают кожу.
Когда Матвей убирает руку, но не спешит вставать и уходить, мне становится муторно, и я шевелюсь, поворачиваюсь в его сторону и утыкаюсь носом куда-то в район его шеи или плеча. Не знаю куда, но я отчетливо ощущаю запах его туалетной воды, перемешанный с терпким ароматом мужчины. Я больше не дышу так же размеренно, чувствую, что сбиваюсь и задерживаю дыхание и понимаю, что возбуждаюсь.
У меня не было секса с того самого момента, как мы переспали в клубе и как бы я не убеждала себя, что этот мужчина мне не нужен, что у нас подписан контракт, согласно которому меня оставляют на сухом пайке, реакцию тела не исправить. Оно живет своей, отдельной жизнью, не подвластной законам разума.
Прежде чем уйти Матвей поправляет прядь моих волос, заправляя их за ухо. Этот нежный, едва ощутимый жест, поднимает волну практически невыносимых чувств: смятение, непонимание, желание, стеснение.
Я полноценно выдыхаю только когда за Матвеем закрывается дверь. Ложусь на спину и смотрю в потолок, борясь с желанием, которое он распалил во мне. Я не понимаю этого мужчину, не знаю, зачем он все это делает. Единственное, в чем уверена — спроси я у него, что все это значит, он ответит, что меня не касается. Или скажет, что мне показалось и стоит проконсультироваться с психоаналитиком, сексологом и еще кучей специалистов. Он сделает что угодно, но не признает своих слабостей.
Глава 30
Я не знаю, что сделал или сказал Матвей Антонио, но тот больше не донимает меня ежедневными звонками и не дергает меня по сто раз на дню. Я безумно благодарна тому, что день свадьбы проходит только в подготовке, а не в вопросах, что, куда и почему ставить в зале, чтобы лучше смотрелось на фото.
Единственное, что мне предстоит сегодня делать — сидеть. Сначала мне делают укладку, затем наносят макияж, а после облачают в платье и подводят к зеркалу. Мне нравится итог трехчасовых стараний. Я выгляжу счастливой невестой, достаточно только растянуть рот в улыбке и попытаться быть искренней.
У нас традиционная свадьба, благо, без тамады и странных конкурсов, от которых хочется сбежать подальше. Правда, танец нам таки сделали. Вальс. Не совсем традиционный, но двух тренировок хватило, чтобы понять, что к чему. Матвей оказался, на удивление, способным партнером, а я помнила движения с выпускного, хотя он и был больше десяти лет назад.
Я еще раз осматриваю себя в зеркало и утвердительно киваю. Спускаюсь вниз, где меня ждет Матвей и мои родители. У него, как оказалось, никого нет. Ни брата или сестры, ни мамы с папой, ни даже тети с дядей. Он один. И это еще одна причина, по которой я не смотрю на него с ненавистью и убеждаю себя в том, что он просто одинокий мужчина, который скрывает свою боль за безразличием и холодностью.