Берендей
Шрифт:
– Вы, наверное, к Егору приехали?
Юлька смутилась:
– Да, а как вы догадались?
– А там больше никто не живет. И я к нему иду, дело у меня есть.
– Какое дело?
– не очень вежливо спросила Юлька.
– Да про охоту на медведя надо потолковать. Вы слышали, что здесь медведь-людоед появился?
– Да. Я даже видела его следы, два раза. И еще он приходил к нам на дачу и ломился в окна.
– А где ваша дача?
– В Белицах.
– Хорошее место, - кивнул мужчина.
– А от реки далеко?
– Нет, метров пятьсот всего.
– Да, неплохо. А с Егором как познакомились?
Юлька подумала, что если этот человек знает Егора, то не стоит об этом рассказывать: вдруг Егору это не понравится?
– Так, случайно, - ответила она уклончиво и спросила, чтобы сменить тему: - А вы охотник?
– Да.
– А на кого вы охотитесь?
– На медведей.
– Правда? Здесь же нет медведей.
– А я в Карелии охочусь, в пограничной зоне. Красивые места, природа дикая совершенно.
– И как, трудно убить медведя?
– И да, и нет. По-разному, - он пожал плечами, но в его глазах Юлька увидела веселый огонек, хитринку.
– Расскажите, пожалуйста! Я никогда не видела охотников на медведей!
– А медведя видели?
– Видела, конечно. В зоопарке, в цирке, а еще в Александровском саду, там их иностранцам показывают.
– Ну, это не медведи - так, название одно. Хотите на настоящего медведя посмотреть?
Юлька пожала плечами и усмехнулась:
– А где вы его возьмете, настоящего-то?
Ей почему-то стало тревожно.
– Может, он сейчас из леса навстречу нам выйдет?
– засмеялся ее провожатый.
– Но если он сейчас выйдет, вы же его застрелите, правда?
Мужчина неопределенно пожал плечами.
– И потом: что он, дурак, что ли, - прямо на человека с ружьем выходить? Медведи вообще людей боятся, - рассудила Юлька вслух.
– Обычные боятся, а людоеды - нет, - мужчина усмехнулся как-то уж очень недобро.
Юлькина тревога не проходила, и она не понимала почему. Все было хорошо - солнечный день, рядом надежный, вооруженный человек. А до дома Егора рукой подать. Может быть, она так сильно испугалась, когда медведь ночью ходил вокруг их дома и стучал лапами в окна? И теперь всякое воспоминание о медведе вызывает у нее ужас?
– Ну что, боитесь медведя?
– на этот раз ее спутник улыбнулся по-доброму и подмигнул ей.
– Если честно, очень боюсь. Моя мама чуть не впустила его в дом, когда он ночью… - она осеклась.
«Не открывайте! Это не человек!» - крикнул тогда Егор. И у Юльки подкосились ноги. Она шарахнулась в сторону от своего провожатого, но было поздно.
Над ней громадной бурой горой возвышался медведь. Она запрокинула голову, отшатнулась, подняла руку, пытаясь защититься, - и увидела его морду. Размером с телевизор. И громадные желтые клыки, с палец длиной. Медведь поднял лапы, нависая над ней, и заревел. Юлька еще секунду смотрела на него, разглядывая когти, а потом обмякла и упала в снег.
Берендея разбудил Михалыч.
– Это ты сожрал весь пирог с мясом?
– спросил он, открыв двери и подпирая косяк.
– Там борщ в подполе
– Да твоему борщу уже вторая неделя, ты меня еще перед Новым годом на борщ звал.
– А чего ему сделается-то?
– Ты вставай давай. Докторша велела к двенадцати на перевязку тебя везти.
Берендей повернул голову и глянул на часы. Было без двадцати одиннадцать. Он хотел сладко потянуться, но правое плечо неожиданно отозвалось острой болью, и он вспомнил вчерашний день. Такой длинный вчерашний день.
Михалыч открыл подпол и загремел поварешкой. Берендей сжал в кулаке оберег, который вчера повесил себе на грудь, - кусок вязаного полотна в полиэтиленовом мешочке. Неужели это и вправду может сработать? Верилось в это с трудом, но надежда все-таки оставалась. Отец говорил, что когда-то все берендеи умели колдовать, но это было очень давно, книг в те времена не писали.
Он поднялся и потопал на улицу. Воды, конечно, он вчера не принес и уже собирался одеваться и идти к колодцу, как увидел на крыльце два полных ведра. Он подхватил одно из них и выскочил на снег.
– Куда!
– крикнул Михалыч, выглянув из сеней.
– Чего?
– не понял Берендей, уже поднявший ведро с водой.
– Повязку намочишь! Иди сюда, в полиэтилен ее заверну.
Пришлось вернуться в дом и только потом выйти снова. От этого, кстати, можно было и простыть. Одно дело - мгновенно облиться, другое - шастать по морозу туда-сюда. Впрочем, Берендей никогда еще не простужался.
Он вылил на себя ведро с ледяной водой и встряхнулся: дыхание перехватило, сердце стукнуло в голову, кожа мгновенно зарумянилась и сна как не бывало. Он взлетел на крыльцо и вбежал в кухню.
– Ну что, взбодрился?
– спросил Михалыч, уплетая разогретый борщ.
Берендей сорвал полотенце с крючка у раковины и растерся, отчего и без того согретая кожа загорелась огнем.
– Ну, - ответил он Михалычу и пошел одеваться.
– И с мокрой головой без шапки поедешь, - недовольно крикнул Михалыч ему вслед.
– Михалыч, ты видел, чтобы я хоть раз простудился?
– Не, не видел, - согласился Михалыч, - но все до поры. Батька бы, небось, без шапки на мороз тебя не отпустил!
– А батьку моего ты в шапке когда-нибудь видел?
– Не видел. Но он был как дуб столетний! А ты еще пацан зеленый.
Берендей вышел в кухню и взял зубную щетку:
– Батька и был как дуб столетний, потому что с малолетства холода не берегся. И меня приучил.
Он сунул в рот щетку и отвернулся.
– Да ладно, не злись. Борща лучше поешь.
Берендей промычал в ответ:
– Угу.
– Остывает уже.
Они выехали в поселок без четверти двенадцать. Погода была отличная - не очень морозно, но солнечно. От этого и на душе посветлело: Берендей подумал, что после перевязки позвонит Юльке. Обязательно позвонит. А она наверняка сразу узнает о том, что он в поселке, если, конечно, посылала ему СМСки (а он надеялся, что посылала). Берендей нажал на газ, и Михалыч недовольно замахал руками из коляски.