Берлин, Александрплац
Шрифт:
А теперь Франц клянется всему миру и себе, что останется порядочным человеком в Берлине, с деньгами или без них
Он стоял в Берлине уже совершенно твердо на ногах – он продал свою старую обстановку, кой-какие гроши сколотил в Тегеле, кой-что призанял у хозяйки и у своего друга Мекка, – когда ему был неожиданно нанесен изрядный удар. Потом-то, правда, оказалось, что удар этот пустяковый. В одно вовсе не скверное утро у него на столе очутилась желтенькая бумажка, официальная, с казенным бланком, отстуканная на машинке:
Полицейпрезидиум, отделение 5, дата и исходящий номер. Просьба при ответе по настоящему делу ссылаться на вышеозначенный номер. Согласно представленным мне документам, Вы отбыли наказание за угрозы, оскорбление действием и нанесение телесных повреждений со смертельным исходом, а посему являетесь лицом, угрожающим общественной безопасности и нравственности. Ввиду сего и на основании прав, предоставленных мне § 2 закона от 31 декабря 1842 года и § 3 закона о свободе передвижения от 1 ноября 1867 года, а также законами от 12 июня 1889 года и 13 июня 1900 года, я постановил воспретить Вам со стороны государственной полиции проживание в Берлине, Шарлоттенбурге, Нойкельне, Берлин-Шенеберге, Вильмерсдорфе, Лихтенберге и Штралау, а также в районах Берлин-Фриденау, Шмаргендорф, Темпельгоф, Бриц, Трептов,
88
Полицейпрезидиум, отделение 5 ~ Форма № 968а. – В период работы над романом (1927–1928) писатель был дружен с тогдашним вице-полицейпрезидентом Берлина и часто бывал в полицейпрезидиуме, который располагался недалеко от Александрплац, рядом с медицинской практикой Дёблина. Именно там он, возможно, и позаимствовал формуляры цитируемых им полицейских документов.
Здорово его от этого в жар бросило. Но есть такой хороший дом на Грунерштрассе [89] , 1, недалеко от Алекса, патронат для бывших заключенных. Там на Франца посмотрели, посмотрели, спросили то, другое, да и выдали бумажку за подписями: господин Франц Биберкопф состоит под нашим надзором и покровительством, а о Вас мы наведем справки, работаете ли Вы, и Вы обязаны являться раз в месяц на регистрацию [90] . Кончено, точка. Все, все, как по маслу.
89
Грунерштрассе – улица в центре Берлина, на которой располагался полицейпрезидиум.
90
…а о Вас мы наведем справки… и Вы обязаны являться… на регистрацию. – Герой Дёблина, по всей видимости, вспоминает слова одного из работников патроната.
Забыт страх, забыты Тегель, и красная ограда, и стоны, и что там еще, – ну их к черту, мы начинаем новую жизнь, со всем старым покончено, Франц Биберкопф снова тут, и пруссаки веселятся, целый день кричат ура.
После этого случая он еще целый месяц набивал себе утробу мясом, картошкой и пивом и сходил к евреям на Драгонерштрассе, чтоб снова поблагодарить их. Нахум и Элизер как раз опять спорили. Они не узнали его, когда он вошел, одетый во все новое, потолстевший и пахнущий водкой, и, почтительно прикрывая шляпой рот, шепотом спросил, всё ли еще больны внуки старого господина. В кабачке за углом, где он угощал неугомонных спорщиков, они спросили его, какими делами он занимается. «Я – да делами? Никакими я делами не занимаюсь. У нас все делается само собою». – «Откуда же у вас деньги?» – «С прежних времен, остатки. Кой-какие сбережения». Он толкнул Нахума в бок и, раздув ноздри и сделав хитрые, загадочные глаза, сказал: «А помните еще ваш рассказ о Цанновиче. Замечательный парень. Молодец. Потом-то его, правда, застукали. Чего вы только не знаете? Вот бы мне тоже выступить таким принцем и учиться в университете. Впрочем, нет, в университет мы не согласны. Может быть, мы женимся». – «Что ж, совет да любовь». – «Приходите на свадьбу. Будут и угощение и выпивка».
Рыжий, Нахум, принялся разглядывать его, почесывая подбородок: «Может быть, вы послушаете еще один рассказ? Ну так вот, у одного человека был мячик, знаете, такой детский мячик, но не резиновый, а из целлулоида, прозрачный, и в нем были свинцовые дробинки. Так что дети могут таким мячиком и греметь, как погремушкой, и бросать. Взял этот человек мячик, бросил его и подумал: ведь в нем свинцовые дробинки, так что можно его бросить, и он не покатится дальше, а останется на том самом месте, куда упал. Но когда человек бросил мяч, то мяч полетел не так, как человек рассчитывал, а подскочил и затем еще откатился чуть-чуть в сторону, так – пальцев на десять». – «Ах, да оставь ты его, Нахум, в покое с твоими рассказами. Очень они ему нужны». А толстый, Франц-то: «Ну и что же случилось дальше с мячиком? И почему вы опять ссоритесь? Нет, вы взгляните на эту парочку, хозяин, спорят и ссорятся с тех пор, как я их знаю». – «Пускай себе люди остаются такими, какие они есть. Ссориться – пользительно для печенки». Рыжий: «Вот что я вам скажу, я видел вас на улице, видел на дворе и слышал, как вы пели. Поете вы очень хорошо. И вы хороший человек. Но только не будьте таким бешеным. Будьте поспокойнее. Будьте терпеливее на этом свете. Разве я знаю, что происходит у вас в душе и к чему готовит вас судьба? Только, видите ли, мячик летит не так, как вы его бросаете и как вам хочется, он летит приблизительно так, и немного дальше, а может быть, и гораздо дальше – почем знать? – или куда-нибудь в сторону».
Толстый откинул назад голову и, широко взмахнув руками, со смехом обнял рыжего. «Ну и мастер же вы рассказывать, ох, мастер! Но у Франца есть кой-какой опыт. Франц знает жизнь, Франц знает, кто он такой». – «Я только хотел сказать, что вы не так давно пели что-то очень невесело». – «Что ж, что не так давно? Что было, то прошло. А теперь мы опять при своих. Мой мячик летит хорошо, понимаете? Знай наших. Ну, адью, да смотрите, приходите на мою свадьбу!»
Таким образом бывший цементщик, а потом перевозчик мебели Франц Биберкопф, грубый, неотесанный парень с отталкивающей наружностью, парень, к которому привязалась красивая девушка из семьи слесаря и который эту девушку сделал проституткой и в конце концов смертельно ранил в драке, снова попал в Берлин и на улицу. Он поклялся всему миру и себе, что останется порядочным человеком. И действительно, пока у него были деньги, он оставался порядочным. А затем у него все деньги вышли, и этого момента он как будто только и ждал, чтобы показать всем, что такое есть человек.
Книга вторая
Итак, мы благополучно вернули нашего героя в Берлин. Он принес клятву, и возникает вопрос, не закончить ли нам на этом свое повествование. Финал кажется приятным и незамысловатым, конец напрашивается сам собою, и все в целом отличалось бы великим достоинством – краткостью.
Но это не какой-нибудь первый встречный, это Франц Биберкопф. Я вызвал его к бытию не для забавы, а для того, чтобы пережить его тяжкое, подлинное и просветляющее существование.
Франц Биберкопф перенес суровое испытание, но теперь он, широко расставив ноги, прочно утвердился на берлинской почве, и если он говорит, что хочет быть порядочным человеком, то мы можем ему поверить, – он им и будет.
Вы увидите, как он несколько недель оставался порядочным. Но это до некоторой степени лишь простая отсрочка.
Жили некогда в раю два человека, Адам и Ева. Поместил их туда Господь, создавший животных и растения и небо и землю. А раем был чудный сад Эдем. Произрастали в нем цветы и деревья, резвились звери, никто не мучил других. Солнце всходило и заходило, то же делала и луна, весь день в раю царила одна лишь радость [91] .
Начнемте же веселей. Давайте петь и играть: ручками мы хлоп, хлоп, хлоп, ножками мы топ, топ, топ [92] , раз сюда, раз туда, раз кругом, в том нет труда.
91
Жили некогда в раю два человека, Адам и Ева ~ царила одна лишь радость. – Вольный пересказ начала Ветхого Завета (см.: Быт. 1: 29; 2). Мотив грехопадения является одним из центральных в романе и связывается с темой знания/неведения героя. В тексте БА неоднократно возникают библейские цитаты из книги Бытия и многочисленные аллюзии на историю соблазнения Евы змеем и изгнания первых людей из рая. Исследователи романа сходятся во мнении, что змею-искусителю Дёблин уподобляет или Людерса (история с вдовой в книге третьей), или Рейнхольда (история с ограблением фруктовой лавки – кражей яблок (!); предательство Рейнхольда, которое приводит к тому, что ФБ теряет правую руку; убийство Рейнхольдом Мици). В этом случае напрашивается параллель между ФБ и Адамом. Однако можно заметить, что и сам ФБ не раз сравнивается со змеем (например, в истории с Идой: он знакомится с ней в кафе «Райские сады», а затем вовлекает ее в проституцию).
92
Ручками мы хлоп, хлоп, хлоп, ножками мы топ, топ, топ… – Слова песенки из первого действия сказочной оперы Энгельберта Хампердинка (1854–1921) «Гензель и Гретель» (1891). Ее герои – глупые дети, брат и сестра, отправляются на поиски своего отца в лес и попадают к злой ведьме, которая собирается их съесть. Опера Хампердинка, ученика Рихарда Вагнера, имела неслыханный успех, а номера из нее популярны и по сей день. В немецких театрах эту оперу обычно показывают на Рождество. В книгах второй и третьей БА Дёблин также несколько раз цитирует слова песен из этой оперы (см., например, с. 99, 123 наст. изд.).
ФРАНЦ БИБЕРКОПФ ВСТУПАЕТ В БЕРЛИН [93]
О публикации плана земельного участка [94] Ан-дер-Шпандауэр-Брюкке [95] , 10.
Настоящим сообщается, что план расположенного на Ан-дер-Шпандауэр-Брюкке в городской общине Берлин-Центр участка № 10, право собственности на который подлежит долгосрочному ограничению на предмет устройства стенной розетки на фасаде выстроенного на означенном участке дома, выставлен со всеми к нему приложениями для всеобщего с ним ознакомления. В течение предусмотренного законом срока всем заинтересованным лицам предоставляется заявить в объеме своих интересов соответствующие возражения против означенного плана. Равным образом правом представить свои возражения пользуется и председатель вышеупомянутой общины. Возражения в письменной форме подаются в управление Центрального района в Берлине, Центр 2, Клостерштрассе [96] , 68, комната 76; устные заявления заносятся там же в протокол.
93
Франц Биберкопф вступает в Берлин. – Помещенные ниже пиктограммы представляют собой герб Берлина и десять эмблем, символизирующих различные отрасли городского хозяйства. Рисунки Дёблин вырезал из бюллетеня, выпущенного берлинским городским магистратом в 1928 г.
94
О публикации плана земельного участка. – Следующие три абзаца – цитаты из сообщений, опубликованных в третьем и четвертом номерах «Официального бюллетеня города Берлина» за 1928 г. (от 15 и 22 января); Дёблин, однако, изменил названия улиц и имена.
95
Ан-дер-Шпандауэр-Брюкке – улица и железнодорожная станция к северо-западу от Александрплац.
96
Клостерштрассе – большая улица недалеко от Александрплац.
– Вследствие договоренности с господином полицейпрезидентом, я предоставил арендатору охоты, господину Боттиху, впредь до отмены сего, право ружейной охоты на диких кроликов и прочих хищников на участке под наименованием Парк Гнилого Озера в следующие дни 1928 года: охота должна заканчиваться в летнее время, с 1 апреля по 30 сентября, к 7 часам, а в зимнее время, с 1 октября по 31 марта, к 8 часам. О чем и доводится до всеобщего сведения, с предупреждением не ходить на означенный участок в вышеуказанные часы. Обербюргеймейстер, он же заведующий отделом охоты.