Берлинский дневник
Шрифт:
Нам дали номера в отеле «Скриб», где я часто останавливался в лучшие времена. К моему удивлению и удовольствию, в вестибюле я встретил Демари Бесс и Уолтера Керра, которые продолжали работу после того, как почти все их коллеги уехали. Они поднялись ко мне в номер, и мы поговорили. Уолтер казался еще более нервным, чем прежде, но все таким же славным. Демари невозмутим как обычно. Они с Дороти жили в отеле «Элизи Парк» у Рон-Пуа. За день до взятия Парижа к ним прибежал запыхавшийся хозяин отеля и уговаривал их тоже бежать; все равно он смывается и закрывает отель. Они убедили его оставить отель на них!.. Я расспросил о своих знакомых. Большинство из них покинули Париж.
Демари говорит, что паника в Париже была невообразимая. Все голову потеряли. Правительство не давало никаких распоряжений. Людям велели бежать, и по
Жители в обиде на свое правительство, которое в последние дни, насколько я понимаю, совершенно пало духом. Оно даже забыло сообщить людям, пока не поздно, что Париж не будет обороняться. Остались французская полиция и пожарные команды. Странно видеть ажанов без их пистолетов. Они регулируют дорожное движение, причем на дорогах — исключительно немецкие армейские машины, или патрулируют улицы. У меня такое ощущение, будто то, что мы наблюдаем сейчас в Париже, — это полное крушение французского общества: коллапс армии, правительства, морального состояния народа. Это слишком страшно, чтобы в это поверить.
Париж, 18 июня
Маршал Петэн попросил о перемирии! Парижане, уже потрясенные всем случившимся, с трудом могут в это поверить. Так же, как и все мы. Что французская армия должна капитулировать, это ясно. Но большинство из нас ожидали, что она сделает, как датская и бельгийская армии, а правительство, как хвастался Рейно, уедет в Африку, где Франция с ее флотом и африканскими армиями сможет продержаться длительное время.
Горожане узнали о поступке Петэна из громкоговорителей, для удобства установленных немцами почти на каждой площади города. Когда поступило первое сообщение, я стоял в толпе французов и француженок на площади Согласия. Для них это был почти смертельный удар. К отелю «Крийон», в котором останавливался Вудро Вильсон во время Мирной конференции, когда разрабатывались условия для Германии, подъехали машины и высадили группу высокопоставленных офицеров. Было много пристальных взглядов через монокли, щелканья каблуками, козыряния. А на площади, равной которой нет в Европе, откуда с одного пятачка вы можете видеть Мадлен, Лувр, чуть ниже по Сене Нотр-Дам, Народное собрание, золотой купол Дома инвалидов, где похоронен Наполеон, потом Эйфелеву башню, над которой сегодня плывет огромная свастика, и, наконец, Елисейские Поля, Триумфальную арку, — люди на площади Согласия не замечают суеты перед главным германским штабом в «Крийоне». Они уставились в землю, потом друг на друга. Они говорили: «Петэн капитулирует! Что это значит? Кто нам объяснит?» И не было никого, у кого хватило сил ответить.
Вечерний Париж странный и неузнаваемый. Комендантский час с девяти вечера — за час до наступления темноты. Действует светомаскировка. Улицы ночью темные и пустынные. Париж с яркими огнями, смехом, музыкой, женщинами на улицах — где все это? И что это?
Заметил сегодня что-то вроде открытого братания между немецкими солдатами и местными жителями. Большинство солдат, кажется, австрийцы, они хорошо воспитаны и немного говорят по-французски. Большинство немецких военных ведут себя как наивные туристы, и это приятный сюрприз для парижан. Это покажется смешным, но у каждого немецкого солдата в руках фотоаппарат. Я их тысячами видел сегодня, фотографирующих Нотр-Дам, Триумфальную арку, Дом инвалидов. Тысячи немецких солдат толпятся у могилы Неизвестного солдата, где под аркой до сих пор горит огонь. Они обнажают свои блондинистые головы и стоят там, созерцая.
Вчера в Париже появились две газеты: «La Victoire» (т. е. «Победа», вот ведь насмешка судьбы!) и «Le Maten». Вчера в посольстве я видел Бюйо-Варийа, издателя «Le Maten». Мне сказали, что он горит желанием ублажить немцев и считает, что его газета стартует в благоприятных условиях. Она уже начала нападать на Англию и обвиняет ее в том, что Франция оказалась в таком тяжелом положении! «La Victoire», издаваемая каким-то маньяком, призывает
Париж, 19 июня
Перемирие будет подписано в Компьене! В том самом спальном вагоне маршала Фоша, который присутствовал при подписании другого перемирия — 11 ноября 1918 года в Компьенском лесу. Французы ничего пока не знают. Немцы держат это в секрете. Я узнал сегодня по чьему-то недосмотру.
В шестнадцать тридцать военные потащили меня в Компьен. То была ошибка. Им не следовало этого делать. Но перепутали приказы, и еще до того, как успели разобраться, я уже был там. Вчера Гитлер и Муссолини встречались в Мюнхене, чтобы выработать условия перемирия для Франции. Когда мы выезжали, я вспомнил, как вчера полушутя спросил у одного чиновника из германского МИДа, не собирается ли Гитлер (слухи об этом ходили) настаивать, чтобы перемирие было подписано в Компьене. Ему не понравился мой вопрос, и он сухо ответил: «Конечно нет».
Но когда мы в шесть вечера прибыли на место, немецкие саперы яростно крушили стену музея, где решено было хранить личный вагон Фоша, в котором в 1918 году было подписано перемирие. Это здание было построено на деньги Артура Генри Флеминга из Пасадены, штат Калифорния. До нашего отъезда саперы, действуя пневматическими отбойными молотками, разрушили стену и вытащили вагон из укрытия.
План заключается в том, рассказывают мне нацисты, чтобы поставить вагон точно на то место на маленькой полянке в Компьенском лесу, на котором он стоял в пять часов утра 11 ноября 1918 года, и заставить французов подписать это перемирие здесь… Мы обсудили технические детали проведения радиопередачи с разными военными и чиновниками. Программа будет впечатляющая, но трагичная для американцев. Какой-то полковник провел меня в вагон перемирия. Разложенные на столе карточки показывают, где кто сидел во время исторической встречи в 1918 году.
Возвращаясь под вечер в Париж, мы остановились у дороги, огибающей лесистые холмы между Компьеном и Сенли. На этой дороге разбомбили небольшую французскую колонну. На четверть мили вдоль дороги разбросано двадцать торопливо вырытых могил. Чуть присыпанные землей лошадиные трупы все еще воняют. У дороги стояло 75-миллиметровое орудие и валялись разные предметы одеяла, шинели, башмаки, носки, винтовки, боеприпасы и т. п., - судя по всему, были брошены в большой спешке. Я взглянул на дату изготовления орудия. 1918-й! Французы защищали здесь самую важную дорогу к столице с помощью артиллерии времен прошлой мировой войны!
Для меня все еще остается загадкой, как Гитлеру удалось так легко выиграть эту кампанию. Признано, что французы сражались в городах. Но в городах не могло сражаться много солдат из подготовленных миллионов, им там негде было развернуться! Но они не воевали и на полях сражений, как во всех других войнах. На двадцать футов от дороги колосья не тронуты солдатскими башмаками или колесами десятков тысяч машин. Это не значит, что французы не сражались доблестно во множестве других мест. Наверняка сражались. Но не было организованного, хорошо продуманного сопротивления, как в прошлой войне. Судя по тому, что я видел, французы позволили немцам навязать новый тип ведения боевых действий. Они велись в основном вдоль главных дорог, редко — по какой-то линии, пересекающей эту страну. А на дорогах у немцев было все, что нужно для успеха: подавляющее превосходство в танках и авиации — главных средствах ведения войны на коммуникациях. Вчера вечером один солдат-австриец пояснил мне, что все было неправдоподобно просто. Они шли по дорогам с танками при поддержке артиллерии с тыла. Какое-либо серьезное сопротивление встречали редко. Огонь вели из траншей или с укрепленных позиций. Немецкие танки с прочной броней обычно не обращали на это внимания, просто продолжали движение по дороге. Подразделения пехоты, едущие следом на грузовиках, и легкая артиллерия уничтожали огневые точки и пулеметные гнезда. Время от времени, если сопротивление было чуть посильнее, они по телефонной связи, либо по радио, либо с помощью сигнальной связи запрашивали поддержку артиллерии из тыла. Если и большие орудия не могли его преодолеть, вызывали самолеты, которым это неизменно удавалось. Так и шло, сказал он, день за днем.