Бермудский любовный треугольник
Шрифт:
– Потом между нами были явно не служебные отношения.
– Это от отчаяния потерять свою лучшую актрису, – сказал ей Тимофей, улыбаясь.
Лера повисла на нем, обвив шею руками.
– Ты мне очень приятен…
– Как многие другие?
– Они ничего не значат для меня.
– А я?
– А ты родной, без тебя я пропаду… Все! Решено! Ты будешь моим, а я твоей! Бони и Клайд! Я твоя актриса, а ты мой агент, вместе навсегда!
– Тебе понадобилось три года, чтобы понять то, что я понял сразу, как только тебя увидел? – сказал Тимофей, прижимая
– Знаешь… мы, может быть, даже поженимся, – перевела дух Валерия.
Тимофей рассмеялся и выпустил ее из своих объятий.
– Так мы и до детей дойдем.
– И дойдем! Не смотри, что я актриса. Я о фигуре думать не буду, когда речь зайдет о беременности.
– Два раза не будешь думать о фигуре, – сказал Тимофей.
– Не рано ли ты раскомандовался?
– В самый раз. С тобой или так, или никак, – ответил Тимофей.
Лера не понимала, что с ней происходит. Наверное, это и было полное и абсолютное счастье. Их снова потянуло друг к другу… Первой пришла в себя Валерия.
– Ой!
– Что? – поцеловал ее в макушку Тимофей.
– Я забыла…
– Что еще?
– Зина пропала!
– Как она может пропасть?! Копается в своих грядках, – ответил Тимофей с блаженной улыбкой на лице.
– В том-то и дело, что нет ее там. Нигде нет! Мы вчера как с ней расстались, я, Артур и… не важно кто, поехали в ресторан, а куда Зина поехала, не знаю… С тех пор ее никто не видел.
– Прошло не так уж много времени, объявится твоя Зина, – приподнялся на локте Тимофей, – может, загуляла наконец-таки.
– Смелое предположение, но в «молоко». Невозможно, чтобы Зина загуляла, как мартовская кошка.
– Знаешь, как в песне «невозможное возможно»? Я тоже никогда не думал, что буду лежать с тобой в одной постели.
– Ты всегда это мог сделать…
– Мог как все, но я хотел, чтобы ты увидела во мне человека, и дождался…
Валерия сдернула с себя одеяло и резко села, свесив ноги.
– Нет!! Зина не могла загулять, она влюблена в Артура.
– Человека, который вытащил вас из лап маньяка? – уточнил Тимофей.
– Точно!
– Хотел бы я с ним познакомиться, – сказал Тима.
– Видел бы ты его! Его глаза, фигуру… Нет, Зина не такая дурочка, чтобы променять все это, чего ждала всю жизнь, на какое-то сомнительное ночное путешествие. Едем!
– Куда? – Тимофей все еще никак не мог прийти в норму, в отличие от своей темпераментной партнерши.
– Искать Зину, конечно! Куда же еще? – Лера начала быстро одеваться, бормоча себе под нос. – Совсем я совесть потеряла, с подругой, может, что-то случилось, а я здесь в любовь играю, вернее, уже не играю, а похоже, что ею живу.
– Где мы ее будем искать? – спросил Тима, тоже вставая с кровати.
– Дома ее нет… с Артуром нет… на станции юннатов нет… А что, если прощупать Рафика?
– Я его щупать не буду, вся надежда на тебя, – сразу сказал Тимофей, как-то один раз встречавшийся с ухажером Зинаиды.
– А ты знаешь… – задумчиво посмотрела на него Валерия, – я думаю, что у нас
Глава 17
– Рафик Олегович, мне эти расчеты нужны к понедельнику, – обратился к близоруко щурящемуся молодому ученому мужчина с сединой на висках, седыми усами и большим животом.
– Если нужны, значит, будут, – ответил Рафик, не отрываясь от монитора компьютера.
– Очень нужны, мальчик мой, очень нужны! – заверил его полный мужчина, который являлся директором научно-исследовательского института, и звали его Павлом Натановичем.
– Кому нужен мой мальчик?! – раздался такой резкий женский голос, что находившиеся в комнате мужчины вздрогнули.
В кабинет к сыну ввалилась маленькая женщина в шляпке из соломы с огромными искусственными цветами. Ее в этом институте, куда она являлась каждый день, знали все, от уборщицы до директора.
– Руфь Рамзесовна? Очень рад! Очень рад! – кланялся Павел Натанович. – Ваш сын нужен институту, стране, человечеству! – каждый день говорил эти слова Руфи Рамзесовне директор, и каждый раз она это слушала как в первый раз, горделиво подняв голову.
– Да, вот получился у меня такой гений…
– Только у такой заботливой матери мог получиться такой гениальный сын! – воскликнул Павел Натанович.
– Возилась я с ним долго… это правда, Рафик абсолютно асоциален, он не приспособлен к жизни в нашем обычном, сером обществе. Он гений, и все это сразу поняли.
Павел Натанович закатил глаза, приготовившись слушать в тысячный раз, во сколько лет Рафик заговорил, пошел, решил задачку по тригонометрии; как Руфь Рамзесовна таскала его по радиотехническим, шахматным и другим кружкам, развивая его мозги, как она до сих пор бьется над устройством его быта; что она очень хотела бы выдать сына замуж, то есть женить, и заняться маленькими Эйнштейнами.
Павел Натанович внутренне перекрестился, он являлся отцом двух сыновей и дочки, которая уже была замужем, иначе бы ему было не избежать сватовства со стороны этой сверхназойливой мамаши. Он давно уже послал бы ее ко всем чертям, если бы действительно не ценил высоко Рафика, одного из ведущих специалистов.
Поэтому и приходилось терпеть его маму, ходившую всегда в шляпках и корчившую из себя бог весть кого. Иногда Павлу Натановичу казалось, что все эти разговоры Руфи Рамзесовны о женитьбе сына – «рисовка». Она словно говорила: «смотрите, какая я хорошая, не то что некоторые свекрови! Я хочу счастья моему сыну, хочу, чтобы он нашел себе женщину, и я с радостью отступила бы в сторону, но нет… Эх, видимо, я настолько хороша, настолько комфортно моему мальчику со мной, что он не хочет уходить». На деле же все обстояло совсем по-другому. Стоило на горизонте появиться настоящей сопернице, как Руфь Рамзесовна «размазала бы ее по асфальту». И снова бы запела свою вечную песню: «как устроить личную жизнь своего сынка».