Бернард Шоу
Шрифт:
Шоу показал в этой рецензии, что он лучше разбирается в Марксе, чем сам знаменитый Хайндман. Один за другим он разбивает аргументы Хайндмана в его споре с большевиками; даже такие распространенные обвинения, как введение принудительного труда.
«Что касается меня, то мне непонятно, как человек, имеющий хотя бы самое элементарное представление о социализме, может сомневаться в том, что принудительный труд и подход к паразитическому безделью как к прегрешению против святого духа должны лежать в основе социалистических законов и религии. И если Ленин ликвидировал безделье в России в то время, как мы, пребывая в долгах по уши, не только миримся с этим бездельем, но я продолжаем осыпать его роскошью, когда голод свирепствует рядом, то я гораздо более склонен кричать «Браво, Ленин!» и «Тем хуже для нас», чем разделять столь явный испуг мистера Хайндмана…»
Как видите, знаменитый Хайндман, в течение целого поколения предрекавший приход социалистической революции, не признал ее, когда она произошла в России. А Бернард Шоу, которого так часто объявляли беззубым и половинчатым социалистом, принял ее всем сердцем и защищал против всех нападок.
Наряду с многочисленными статьями и речами «русским темам» были посвящены также две одноактные пьесы Шоу. Первая, написанная еще перед войной, называлась «Екатерина Великая» и рассказывала о похождениях английского офицера, находившегося при русском дворе с дипломатической миссией. Солдаты затащили его в покои императрицы, которая стала щекотать его кончиком туфли, восхваляя при этом попутно мосье Вольтера. Потемкин появлялся в покоях императрицы мертвецки пьяным. Вторая пьеска называлась «Анаджанская — большевистская императрица», и главной героиней ее была великая княгиня, которая, наскучив придворной жизнью, становится революционеркой. Встретив своего прежнего министра, она говорит ему, вспоминая жизнь двора:
«Мы настолько прогнили, так устарели, так обессилели, так растлились, что пришли в конце концов к тому, что стали желать собственной погибели.
Штрамфест.Вы богохульствуете.
Великая княгиня.Все великие истины поначалу бывают богохульствами. Вся королевская конница и вся королевская рать [27] не могут восстановить трон моего отца. Если б они могли, вы бы сделали это, правда ведь?
Штрамфест.Видит бог, сделал бы
Великая княгиня.Серьезно? Вы стали бы держать народ в этой безнадежной жалкой нищете? Вы бы снова переполнили эти позорные тюрьмы благороднейшими людьми страны? Вы бы утопили встающее солнце свободы в море крови, из которого оно поднялось? И все оттого, что где-то посреди всей этой грязи был маленький островок дворцовой роскоши, где вы и несколько других стояли в полной форме и зевали изо дня в день и ночи напролет от нестерпимой скуки, покуда могила, зевнув, не распахивала пасть — и вы падали туда, потому что не могли придумать ничего лучшего Да как можно быть таким глупцом и таким варваром?»
27
Цитата из детской считалки «Шалтай-Болтай сидел на стене…». (Перев. Маршака.)
Таким образом фантастическое нагромождение нелепостей скрывало в этой пьеске несколько весьма неприятных для английской публики истин.
Глава 16
Достигнув большого успеха на поприще драматургии, Шоу по-прежнему считал себя прежде всего пропагандистом социалистических идей и потому вовсе не случайно взялся за написание своего «Справочника по социализму и капитализму для образованной женщины» Золовка Шоу, Мэри Стюарт Чомондли, жившая на западе Англии, попросила его написать политическую книгу для членов «Провинциальных женских институтов», и Шоу охотно взялся выполнить эту просьбу Он сам еще толком не представлял себе, насколько длинной может оказаться подобная книга Конечно же, это была слишком объемистая политическая работа и, вероятно, она произвела бы больший эффект, если бы выходила частями Спустя десять лет книга была переиздана в дешевой бумажной обложке в двух томах, и Шоу добавил к этому изданию две новые главы изменив заглавие Книга стала называться «Справочник для образованной женщины по социализму, капитализму, советизму и фашизму»
Шоу не был новичком на стезе публицистики, и в прежних своих политических брошюрах и знаменитых предисловиях к пьесам он в основном уже изложил свои мысли по затронутым в этой книге вопросам Однако теперь он стал одной из крупнейших литературных знаменитостей и отлично понимал, что все, что будет написано им теперь, получит широкую аудиторию
Он поставил перед собой задачу — разрушить иллюзию о капиталистическом обществе и доказать со всей доступной убедительностью и остротой, что социализм предпочтительнее капитализма во всех отношениях. Книга была рассчитана на английского читателя и написана с учетом его взглядов и предрассудков. За десятилетие, истекшее со времени русской революции, для английской публики, которую газеты ежедневно пичкали устрашающей антисоветской пропагандой, слово «коммунизм» стало настоящим пугалом.
А Шоу еще со времен своего первого знакомства с Уильямом Моррисом в восьмидесятых годах прошлого века, то есть за четверть века до прихода русской революции, называл себя коммунистом, и он не уставал повторять, что выступает за коммунизм, даже в те годы, когда значительная часть англичан была убеждена, что коммунизм предполагает по меньшей мере национализацию женщин в качестве предварительной ступени, предшествующей их поголовному истреблению.
Шоу отлично представлял себе все это, когда посвящал первые главы своей книги обсуждению вопроса о том, что же такое коммунизм. Коммунизм, утверждал он, вовсе не является ужасным русским изобретением. Коммунизм уже давно признан весьма существенным принципом английской жизни.
«Коммунизм является вполне благопристойным и уважаемым способом распределения наших доходов, одобренным и практиковавшимся еще апостолами и ставшим неотъемлемой частью нашей повседневной жизни и цивилизации. Ведь чем больше коммунизма, тем больше цивилизации. Без него мы не могли бы обходиться, и мы постепенно расширяем его сферы. Мы не могли бы отказаться от него, даже если бы Захотели этого. Мы могли бы поставить заставы на дорогах для сбора подорожного налога: ведь и сейчас иногда еще можно увидеть небольшие будочки для сбора денег на месте прежних застав. Мы могли бы также отказаться от уличных фонарей и нанимать для себя осветителей, вооруженных горящими факелами, которые сопровождали бы нас в пути по ночам: разве не встречаются и по сию пору на устаревших железных дорогах гасители, которыми пользовались в старину факельщики? Мы даже могли бы нанимать для себя полицейских и солдат, чтоб они охраняли нас, а полицию и армию распустить… Однако мы ни в коем случае не собираемся делать ни того, ни другого, ни третьего. И хотя многие люди ворчат и жалуются на тарифы и налоги, все же именно эти суммы они употребляют с наибольшей выгодой для себя. Пользоваться мостом бесплатно, не заботясь о его постройке, для нас столь естественное и само собой разумеющееся дело, что многие из нас начинают, подобно детям, думать, будто мосты создаются природой и ничего не стоят. Однако если бы мостам этим позволили обрушиться и нам пришлось бы самим думать о том, как перебраться на тот берег, наводя для этого переправу, перебираясь вплавь или нанимая лодку, вот тогда бы мы сразу осознали, какая благословенная вещь коммунизм, и не жаловались бы, когда нам приходится уплатить несколько шиллингов сборщику налога на поддержание моста. Больше того, мы пришли бы к мысли, что коммунизм штука настолько замечательная, что коммунизировать следует все на свете».
Далее Шоу показывает, как бессмысленно, как нелепо распределяются богатства при капитализме, и при этом он старается излагать все так, чтобы это было интересным и понятным для образованной женщины.
«Первое, что должна решить для себя домашняя хозяйка, — это что ей совершенно необходимо в хозяйстве, а без чего она на худой конец могла бы и обойтись. Другими словами, она должна установить порядок, в котором следует покупать необходимые ей предметы. Если, например, в доме у нее недостаточно пищи, а она идет и тратит все деньги на флакон духов или ожерелье из поддельного жемчуга, то люди называют ее суетной и глупой женщиной и плохой матерью. А женщина, искушенная в государственных делах, назовет ее просто-напросто плохим экономистом, плохой хозяйкой: человеком, не знающим, на что следует в первую очередь истратить деньги. И только женщина, имеющая достаточно здравого смысла и самообладания, чтобы понимать, что о пище, одежде, квартире и топливе следует позаботиться в первую очередь, а уж потом, только потом думать о духах и ожерельях, будь они из настоящего или поддельного жемчуга, только такая женщина и сможет вести хозяйство в доме…
Представьте себе всю страну как одно большое хозяйство, а народ как одну большую семью, да ведь так оно и есть на самом деле. Что мы увидим при этом? Повсюду вокруг себя мы увидим полуголодных, полуголых детей, живущих в ужасных жилищах; увидим, что деньги, необходимые для того, чтобы накормить их, одеть их как следует и поместить в приличные дома, тратятся без счета на духи, жемчужные ожерелья, комнатных собачек, мотогонки, клубнику, выращенную в январе и отдающую запахом пробки, а также на прочие излишества и причуды. У одной из сестер в этой всенародной семье прохудилась единственная пара туфель, из-за чего она чихает всю зиму, да и платка, чтоб вытереть нос, у нее нет. У другой сестры сорок пар туфель на высоких каблуках и несколько дюжин платков. Младший братишка перебивается кое-как, съедая пищи на пенни в день, и у матери его разрывается сердце, и терпению ее приходит конец, потому что он все время просит есть, а в это время его старший брат тратит пять или шесть фунтов на обед в шикарном ресторане, потом ужинает в ночном клубе и, наконец, попадает в руки врача из-за того, что ел и пил слишком много.
Так вот, все это из рук вон плохая политическая экономия…»
В главе о пролетариате Шоу рассказывает, как под влиянием произведений Карла Маркса он стал социалистом. Он говорит здесь также о классах, о партиях и, в частности, о фабианцах. Автобиографическая часть главы заслуживает того, чтобы остановиться на ней подробнее:
«Отец мой был предпринимателем, чьего капитала даже в сумме с капиталом его партнера, и на полмесяца не хватило бы большой современной фирме на почтовые марки. Однако уже в начале жизненного пути я обнаружил, что мне не удастся стать, как отцу, предпринимателем: в пятнадцать лет мне пришлось стать клерком. Я был самым настоящим пролетарием. И потому, когда у меня пробудился интерес к политике, я не присоединился к консервативной партии. Это была партия землевладельцев, а я не был землевладельцем. Не вступил я и в либеральную партию. Это была партия предпринимателей, нанимающих работников, а я сам был наемным работником. Мой отец голосовал то за консерваторов, то за либералов, в зависимости от настроения, и ему в голову не приходило, что может существовать какая-либо другая партия. Но мне нужна была пролетарская партия; и когда во всех странах Европы под влиянием лозунга, выдвинутого Карлом Марксом, начали возникать политические общества пролетариата, которые стали социалистическими обществами, потому что руководила ими забота о социальном благополучии всего общества, а не классовые предрассудки и интересы имущих, я, естественно, присоединился к одному из таких обществ, в результате чего меня стали называть — да я и сам с гордостью называл себя, — социалистом.
Важной чертой того социалистического общества, к которому я примкнул, было то, что все его члены принадлежали к среднему классу. А руководители и распорядители его принадлежали даже к прослойке, которую называют верхушкой среднего класса, то есть были либо людьми свободной профессии вроде меня (я убежал со своей канцелярской службы в литературу), либо стояли где-то у руководства гражданскими учреждениями. Некоторые из них за истекшие годы сделали довольно крупную карьеру, не изменив при этом своих взглядов и не покинув рядов общества. Их консервативным или либеральным родителям, тетушкам и дядюшкам полсотни лет назад казалось поразительным, скандальным и поистине неслыханным то, что они стали социалистами; по их мнению, подобный поступок должен был похоронить всякую надежду на успех в жизни. На самом же деле это произошло совершенно естественно и неизбежно. Карл Маркс не был бедняком-работником; это был высокообразованный человек, сын богатого адвоката-еврея. Его почти столь же знаменитый коллега Фридрих Энгельс был зажиточный предприниматель. И именно оттого, что они получили широкое образование и привыкли задумываться над тем, как создаются ценности, вместо того, чтобы просто тянуть лямку и создавать их своими руками, именно поэтому они, как и мои коллеги по Фабианскому обществу (отметьте, пожалуйста, что мы и обществу-то своему дали название, которое могло прийти в голову только людям, получившим классическое образование), эти двое первыми заметили, что капитализм низводит их собственный класс до положения пролетариата и что единственная возможность сохранить хоть что-либо, кроме ничтожного рабского заработка, в доле национального дохода заключается для любого члена общества, за исключением самых крупных капиталистов, самых умных людей свободной профессии или бизнесменов, в том, чтобы объединить всех пролетариев без различия стран и слоев общества и покончить с капитализмом, развив коммунистический элемент нашей цивилизации до того предела, когда коммунизм станет доминирующим принципом общества, а простое собственничество, нажива и благородное ничегонеделанье будут обезоружены и дискредитированы. То есть, как выражаются наши многочисленные служители церкви, в том, чтобы поклоняться богу, а не мамоне»
Почти три года потратил Шоу на эту книгу, призванную разъяснить дело социализма образованным женщинам. И миссис Шоу и Бланш Пэтч, его секретарше, эта книга надоела задолго до того, как она была закончена, а Шоу все продолжал и продолжал писать.
Наконец последняя страница была сдана, и Шоу сказал со вздохом облегчения: «Кончил, наконец, эту проклятую штуку».
Работа составила увесистый том, и сомнительно, чтобы какая-нибудь женщина, образованная или необразованная, а равно и мужчина отважились бы читать эту длинную и обстоятельно аргументированную политическую книгу, если бы автором ее был не Бернард Шоу.