Бернарда
Шрифт:
– Да, Клэр… и к стилисту, и к парикмахеру и визажисту. Мы везде успели. А как тебе идет эта блузка! Боже… Ты только посмотри, какой ты стала?
Шикарный центр красоты пропитал их дорогими ароматами – запахами масел, кремов, косметики и духов.
Брюнетка в зеркале довольно улыбнулась.
– Я убью тебя, Дина! А потом расцелую. Или расцелую, а потом убью… Я стала такая… такая…
Красивая. Ухоженная, утонченная, вдруг потерявшая угловатость и чопорность. Раскрывшаяся.
Клэр еще раз посмотрела на свое отражение и, поддавшись музыке, вдруг принялась кружить по комнате, таская на руках то одного,
– Нанаска, я красивая? Как ты думаешь? А ты, Вук?
– Рошая! Лэр, рошая!
Она засмеялась. А когда почувствовала в воздухе запах подгорающего коржа, взвизгнула и кинулась на кухню.
Почти два часа я потратила на то, чтобы привести себя в порядок.
Этаж гремел, в воздухе плыл сладкий аромат, просочившийся снизу, душа танцевала в такт с любимыми мелодиями, принесенными накануне из дома. Как здорово иногда пересекать миры! В сумочке лежала карта памяти с записанной для Чейзера композицией – той, что он однажды услышал играющей в салоне, стоящей у супермаркета машины в моем мире. Ею оказалась песня «Garbage – Blood for Poppies», и, чтобы найти ее, пришлось стряхнуть пыль со старенького компьютера и около получаса порыться в сети. Зато теперь один зеленоглазый субъект точно должен мне прогулку на роскошном черном авто.
Фурии хохотали. Как только я освободилась, мы нашли новую забаву. Я подкидывала их к потолку, а они медленно и плавно спускались оттуда на маленьких раскрытых парашютах – этот номер они увидели во вчерашнем фильме и теперь с удовольствием практиковали.
– Ось! Ось! Ось! – раздавалось вокруг и означало не то «брось», не то «подбрось». Наверное, они могли и сами достаточно высоко прыгать, но почему-то совершенно балдели, когда к потолку их подбрасывала именно я.
Парашюты раскрывались разноцветные, а глазастики смеялись. Казалось, что от их смеха расцветал и звенел колокольчиками весь мир. У-у-ух! Полетел в воздух с реактивной скоростью Смешарик. Та-дам! Раскрылся новый купол – на этот раз зеленый, с оранжевыми узорами. У-у-ух – полетел другой! А теперь купол синий, с нарисованными на лазурном небе белыми облаками.
Почему-то вспомнилось, как в детстве, в дождливую погоду, я любила рассматривать зонтики прохожих – кто-то держал красный в клетку, кто-то коричневый с бежевыми узорами, кто-то с цветами, кто-то с орнаментом, кто-то однотонный, кто-то похожий на ковер…
Закончив проигрывать одну песню, динамики тут же наполнились звуками другой – на этот раз «Ole Ole!»
Запел радостный голос Питера Рене Баумана.
«Come on now and join the action,Welcome to the Games and come to the attraction,Come together, come together,Get up on your feet, your time is now or never!»Если бы этот уроженец Швейцарии только знал, насколько правильные слова когда-то написал.
Я рассмеялась и продолжила подбрасывать к потолку хохочущих Смешариков; в комнату вбежала раскрасневшаяся Клэр.
– Дина… Ой! Какие парашюты! Я ничего не успеваю! Во сколько, ты говоришь, заедет Дрейк?
– В половину шестого.
– А уже почти четыре!
– Твой торт ведь почти готов. Я заходила на кухню пятнадцать минут назад, сама видела.
– Еще столько делать! Я прямо не знаю, за что хвататься!
Она всплеснула руками, и я в который раз за этот день восхитилась ее преображению –
– Все хорошо. Ты все успеваешь!
– А моя новая прическа не распадется за два часа?
– Нет. На ней супермодные фиксирующие средства.
– А ты, правда, думаешь, что моя сумочка не слишком вычурная?
– Ни в коем разе. Она стильная.
– А на туфлях не слишком высокие каблуки?
– В самый раз, чтобы выглядеть на все сто. Очень соблазнительные.
– Но я не собираюсь никого соблазнять!
– А вот этого ты никогда не знаешь!
Я расхохоталась, когда Клэр вспыхнула, сверкнула на меня шоколадными глазами, махнула рукой и выбежала из гостиной.
– Дражайшая гелла, ну кто же добавляет столько сахарной пудры на лайно-кейк?
– Все столько добавляют, не жужжи.
Темнокожая женщина, продолжая сыпать сладкую пыль через сито, отмахнулась от шеф-повара в белоснежном фартуке, как от назойливой мухи. Тот нахмурил широкие брови и поднес к ее глазам раскрытую на нужной странице кулинарную книгу.
Одутловатая кухарка фыркнула в ответ.
– Я – виранец. И точно знаю рецепт, не меняющийся уже столетия!
– Антонио, это не всегда плохо, что-то менять, знаешь ли. Иногда вещи от этого только выигрывают, поверь моему опыту.
Пухлая рука подергала кончики усов. Табита готовила хорошо – повар Рена Декстера не мог не признать этого, но иногда вела себя слишком «артаго», как сказали бы на его родине – «начальственно». Однако подспорьем эта женщина являлась, бесспорно. Вот уже два дня они не давали прохода друг другу на кухне, постоянно спорили и препирались, но ладили, в целом, неплохо, и то хлеб. Все три холодильника ломились от еды, духовки и плиты не выключались, посуда перемывалась младшими поварами, которые так же следили за соусами и бульонами для главных блюд.
Полноватый, крепкий мужчина снял колпак и провел по темным кудрям пятерней. Усталый, но довольный, обвел глазами кухню. Ах, какое это выдающееся событие – гости! Тем более столько сразу. Наконец-то, гайль его послушал и пригласил в дом друзей. Теперь, главное, не подкачать.
Конечно, подруга Халка и Шерин, Табита, выручила его за эти дни, но все же и нервы потрепала прилично.
Антонио вздохнул, подумал о том, что более мягкая по характеру женщина идеально вписалась бы в командный процесс, но где найти хорошего кулинара, обладающего не только знаниями, но и покладистостью, способную не экспериментировать, а в точности следовать выверенным рецептам? Надев колпак, он вернулся к столу и углубился в процесс замешивания яичных белков с сахаром и секретными специями.
– Что б я сдох! Официально вместе! – голосил Эльконто, заглушая остальных. – У нашего старика нашлось колечко, да еще какое!
Дрейк, только что с легкой руки обозванный «стариком», покинул прихожую Рена несколько минут назад, заявив о том, что на вечеринке присутствовать не сможет, так как должен вернуться на работу, однако пообещал, что появится попозже, чтобы выпить вместе со всеми бокал вина. Он представил меня остальным, как свою вторую половину, многозначительно обвел взглядом изумленных собравшихся, будто говоря «Теперь иметь дело с ней все равно, что со мной», галантно коснулся моих пальцев губами, глубоко заглянул в глаза, заставив ощутить прилив нежности, и ушел заниматься привычными вещами – наверняка, вершить чьи-то судьбы и устанавливать новые законы.