Берсерк
Шрифт:
Она передернула плечами и ушла.
До вечера мне удалось выкопать неглубокую земляную нишу и обложить ее камнями. Оставалось навалить на них тряпок и сена, а сверху прикрыться ветками.
Дно ямы уже было покрыто сеном, когда рядом раздался знакомый голос.
— Зачем ты меня ударила? — спросил он.
Я медленно положила ветку и повернулась. Левеет. Неловкий, серьезный и очень печальный…
«Да, дружок, худо, когда тебя предают», — подумала я и ответила:
— Хотела убежать.
— Но я же был твоим другом! — обиженно выкрикнул мальчишка.
— Дурачок. В этом мире ни у кого нет друзей. Есть
Я думала, что Левеет обидится и уйдет, но он остался. Переминаясь с ноги на ногу, он долго молчал, а потом заметил:
— Хаки тоже так говорил…
Хаки! Я совсем забыла о нем! А время идет. День за днем, день за днем… Сегодня я еще могу говорить и думать, а что будет завтра или когда я просижу на цепи год, два, три? Смогу ли тогда вспомнить свое собственное имя?
— Ты что-нибудь слышал о нем? — спросила я. Левеет помотал головой. Я отвернулась и принялась укладывать ветви. Мальчишка не виноват. Просто мне некогда ждать, пока Хаки убьют в каким-нибудь походе. Нужно что-нибудь придумать…
Видя, что я больше не собираюсь разговаривать, Левеет ушел. Вернулся он только через две недели. К тому времени на меня уже перестали обращать внимание — не глазели, как на некую диковинку, и не дразнили. Взамен насмешек пришло глухое, тоскливое одиночество. Не мары превращали меня в зверя, а тоска. Однажды ночью я не выдержала и, подняв лицо к небу, завыла. Тогда-то и появился Левеет. Не замедляя шага, он подошел почти вплотную. Я уже отвыкла видеть кого-либо так близко, поэтому засмеялась:
— Тебя разбудил мой вой? Но зверю положено выть…
— Я принес тебе еду и огонь, — укладывая возле моих ног небольшой сверток, сказал он. Его голубые глаза смотрели сурово и строго, будто у взрослого, много повидавшего мужчины.
— Не боишься? Свейнхильд не похвалит тебя за это. Да и мало что придет мне в голову…
Я ожидала детского — «Ты мой друг», но услышала иное:
— Помнишь, ты говорила мне о выборе? Я сделал выбор. Возьми. Хоть немного согреешься. — Он вложил в мою ладонь тяжелую рукоять горящего факела. Его смоляная обмотка протестующе зашипела. Когда-то так же шипели в огне доски моего родного печища. Память подсказала мне, как добыть свободу.
— Ступай, — сказала я Левеету. — И послушай совета — не вини себя.
Он не понял, но расспрашивать не стал. Я проводила взглядом его невысокую фигурку и принялась за работу. В дело пошло все — ветви, сено, древесная кора и старое тряпье. В самую середину собранного кома я сунула горящую голову факела. Тряпье и сено занялись быстро. Выскользнувший огонь опалил мне лицо, но, не замечая жара, я подхватила огромный пылающий шар, кинулась к двери и дотянулась до нее ногой. Удар, еще один… Тяжелая створка засипела и приоткрылась. Рассыпая снопы искр, горящий ком вкатился внутрь. Там заверещали.
— Пожар! — вторя раздающимся изнутри крикам, заголосила я. — Пожар!
Всполохи пламени, крики людей и визг испуганной скотины разбудили всю усадьбу. Встревоженные урмане выскакивали из домов и бросались к горящей избе. Более сообразительные тащили ведра и топоры. Я отползла подальше к стене и прижалась спиной к кольцу. Если мне повезет, пламя потухнет не сразу. Там, в избе, не полу много сухой соломы, да и деревянные стойки займутся быстро, лишь бы не сообразили затушить…
Скорчившись у стены, я глядела на бегающих yрманов и молилась огню.
Хорек возник на моем пути, будто приведение. Он тащил ведро с водой и никак не ожидал наткнуться на меня. Глазки управляющего испуганно округлились, но промолчать ему не хватило ума.
— Ты?! Эй, люди! — взвизгнул он и замолчал. Железный кол сослужил мне хорошую службу…
Исчезая в спасительной темноте леса, я оглянулась. Тела Хорька не было видно, только перевернутое ведро жалобно глядело мне вслед круглым донцем, будто про— , сило взять с собой. Но я не нуждалась в попутчиках…
Я бежала, спотыкалась, падала, вскакивала и снова бежала. Сначала еще чувствовалась боль в ногах и груди, а потом все прошло, осталось только прерывистое хриплое дыхание, бешеный стук сердца и тяжесть волочащейся сзади цепи. Я долго несла ее в руках, но потом сообразила — обмотала холодные звенья вокруг пояса и стала опираться на кол с кольцом, будто на посох. Так идти оказалось намного легче и удобнее.
Сначала я бежала без направления, лишь бы уйти подальше от усадьбы, пока не стих пожар и урмане не нашли труп своего управляющего. Когда это произойдет, меня не спасут ни быстрые ноги, ни снежные заносы.
К рассвету лес поредел и мелким кустарником скатился к маленькой быстрой речушке. Ее берега обмерзли, но посредине струился звенящий ледяной поток. Не раздумывая, я прыгнула в воду и побежала вниз по ручью. На воде не остается следов, л по ней не ходят на лыжах. Здесь преследователи собьются…
Ручеек недолго радовал меня своим звоном. Проскакав с версту, он принялся нырять под наст, забираться под коряги и в конце концов скрылся под снегом. А спустя еще немного кончился лес и впереди открылась белая равнина.
«Озеро, — догадалась я. — Озеро Меларен. Это уже довольно далеко от Уппсалы».
Урмане говорили, будто озеро Меларен так велико, что его не обойти и за три дня. Проверять эти слухи я не собиралась. На берегах Меларена стояло множество больших и мелких усадеб. Цепь на ноге и оборванный вид выдадут во мне беглую рабыню. Меня поймают, вернут Свейнхильд, а дальше? Опять цепь или новые издевательства? Лисица не позволит мне умереть до возвращения Хаки, если тот вообще когда-нибудь вернется. Остается одно…
Сунув в рот пригоршню холодного снега, я ступила на лед озера. Здесь уже не запутаешь следов и не укроешься в спасительной ложбинке. Нужно бежать.
Мои ноги дрожали и подкашивались, а кол все чаще вываливался из ослабевших рук. Небо потемнело и опять стало светлым… Недобрый день или светлая ночь? А может, просто темнота в глазах? Налипший на ноги снежный ком тянул вниз. Где-то на середине озера я упала, не смогла встать и, задыхаясь, поползла вперед на четвереньках. Хотя вперед ли? Не знаю. Мне было уже все равно…