Берсерк
Шрифт:
Я еще что-то кричал, и лицо Свейнхильд качалось передо мной белым виноватым пятном, но потом гнев сменился тоской, и я увидел губы Лисицы.
— Это ты лжешь! — сказали они. — Зачем ты подарил мне эту рабыню?! Ты боялся ее, боялся привязаться к ней! Твоя хваленая свобода была тебе дороже любой женщины, даже той, которой ты восхищался! Ты преклонялся перед ее упрямством, любил ее силу и даже забыл об ее уродстве! Ульф верно назвал ее самым страшным твоим врагом, потому что только этой словенской дикарке удалось вкрасться в твое волчье сердце!
Лисица спятила! Или она взаправду
Нет! Она была воином — , но не более того! сильным и достойным противником
— Уйди! — рявкнул я на Лисицу, но она не ушла: Ее кожа посерела, седые, выбившиеся из-под платка пряди упали на лицо.
— Так знай — она сдохла! Сдохла в лесу, как дикий зверь!
Моя рука сама метнулась к раскрытому в крике женскому рту. Лисица завизжала, а потом скорчилась и, поскуливая, покатилась по траве.
— Мразь! — сказал я и пошел прочь.
Мне посчастливилось найти в поле высокий, наспех прикиданный к дереву стог сена. Должно быть, так его укрывали от дождя и еще не успели разгрести. Я залез на мягкое, душистое ложе и уставился в небо. Слова Свейнхильд мешали уснуть.
«Она сдохла! Сдохла!»-злобно пели ночные шорохи. Я заткнул уши и спрятал голову в сено.
— Свейнхильд лжет! — прошептал кто-то снизу. — Пойдем, покажу тебе, где она…
Я резко сел. Наваждение? Нет, внизу зашуршали быстрые шаги. Неведомый советчик пытался сбежать! Выхватив меч, я скатился со стога, обогнул его и замер. Стройная женщина с распущенными по плечам волосами, в белом платье, со всех ног бежала к лесу.
— Подожди! — окликнул я. Она остановилась, оглянулась и звонко расхохоталась. — Кто ты?
Девушка покачала головой. Ее золотые волосы засияли в лунном свете. Сияние окутало ее лицо, скрыло плечи и руки.
— Ты знаешь, кого я ищу? Она закивала.
— И проводишь меня?
— Пойдем, — прошептала она, — пойдем. — И вдруг снова побежала.
Раздумывать было некогда. Кем бы ни была ночная незнакомка, она собиралась помочь мне и освободить от непонятной, саднящей тоски.
Я бежал за ней до самого озера, но там остановился. И не потому, что плохо бегал, а потому, что не умел ходить по воде. А она умела. Выскочив к берегу, незнакомка ступила на покрытую желтыми листьями воду и побежала по лунной дорожке, словно по лесной тропе. Только тогда я опомнился. Эльфийка! Меня заманивала девушка-эльф [111] — ведь только им дано ходить по воде и суше! Она пробежала еще несколько шагов, растерянно обернулась, потом взглянула под ноги, засмеялась и заскользила обратно.
111
Дух в мифологии германских народов.
— Пойдем! — приближаясь, заговорила она. — Я проведу тебя по озеру!
— Уходи! — решительно ответил я. Эльфийка вскрикнула и остановилась, и я повторил: — Уходи.
Обтекающий ее свет померк, белые одежды превратились в простое серое платье, а лицо… От неожиданности я попятился. У эльфийки было лицо Ингрид!
— Приходи ко мне! Она ждет, — тая в плывущем над озером тумане, прошептала
Я утер катящийся по вискам пот и сел на землю. Голова отяжелела, как обычно бывает после бессонной ночи. Но все-таки что это было? Сон или явь? А может, так пошутило над моим рассудком выпитое за столом Свейнхильд пиво?
Моя ладонь зачерпнула горсть озерной воды и плеснула ею на лицо. Прохлада отрезвила. Не стоило так много пить. Тогда и не принял бы какого-то озерного зверя за ночную деву! Эльф с лицом моей мертвой жены — потеха, да и только! Хорошо еще, что никто не видел, как я сломя голову мчался за перепуганным зверьком и время от времени пытался с ним разговаривать! Теперь морок кончился, и пора возвращаться в усадьбу.
У каменных валов меня встретил расстроенный Скол.
— Ты зря обидел Лисицу, — пряча глаза, признался он. — Люди рассказали, как умерла словенка. Она подожгла дом и убежала. Была зима, и никто в округе не видел ее. Скорее всего она досталась диким зверям.
— То есть сдохла, как и говорила Свейнхильд? — недобро усмехнулся я.
Скол покраснел, опустил голову и пожал плечами:
— Не сердись, но так говорят.
— Если так говорят, то принеси мои вещи и скажи остальным, что мы уходим.
— Ты не поговоришь с Лисицей? Я вспомнил боль, которую причинили мне слова Свейн-хильд, и отвернулся:
— Мне не о чем с ней говорить!
Скол вздохнул и поплелся к усадьбе. Назад он вернулся с Хальвданом, румлянами и… Свейнхильд. Лицо у Лисицы было красным и опухшим, словно после долгих рыданий.
— Я… — шагнув ко мне, виновато сказала она. — Прости…
— За что ты просишь прощения? — перебил я. — За правду, которую я не могу принять и простить?
По ее дрожащим щекам потекли слезы. Не утирая их, Лисица смотрела на меня и шевелила губами. Она все еще надеялась на прощение…
Такой я ее и оставил — несчастной и одинокой. Мое сердце тоже болело, но я ни разу не обернулся и ничего не сказал ей. Свейнхильд перестала быть моим другом.
Мы уже прошли поля и перелесок, когда румляне насторожились и почти одновременно указали на ближние кусты.
— Это Лисица, — небрежно хмыкнул я, однако Раций покачал головой, прыгнул и вытянул из-за кустов взъерошенного долговязого мальчишку.
— Ой-ля! — швыряя парня к моим ногам, сказал румлянин. — Вот так враг!
— Я не враг! — вскакивая, возмутился парень. —Я шел за вами, потому, потому…
Он смущался и не мог объяснить, зачем увязался за нами. Однако мне часто доводилось видеть таких, как он, молодых и рьяных парней, которые мечтали о викинг-ских походах, боях и славе. Обычно они не проходили даже первого испытания в хирд…
— Ты пастух у Свейнхильд? — оглядывая одежду парня, спросил я. . .
Он кивнул встрепанной рыжей головой: —
— Меня зовут Левеет!
Левеет… Неужели тот самый коротконогий мальчик, который служил еще у моей матери? Кажется, когда усадьба сгорела, я отдал его Свейнхильд, а Трор часто возился с ним. Однако мальчишка вырос…
— Ты хочешь вступить в хирд, Левеет?
— Да, — кивнул он и тут же добавил: — А еще я могу рассказать кое-что о Даре.
Мое сердце дрогнуло и предательски застучало, но я сжал кулаки и равнодушно заметил: