Берсерк
Шрифт:
Зверь выбрался из кустов лениво, будто не гнался за мной, а просто шел по своим медвежьим делам. Его узкая морда касалась земли, влажные ноздри слегка подрагивали, а мягкие большие лапы ступали осторожно, словно боялись потревожить лесных букашек. Почуяв меня, он приподнял голову и, широко раскрывая пасть, заревел. На желтой груди зверя темнели полосы свежей крови.
— Не надо, — жалобно прошептала я.
Медведь остановился и закачал головой. В этом движении было что-то знакомое… Не доверяя смутной надежде, я пригляделась. На носу чудовища виднелись узкие белесые
— Глуздырь? — еще не веря, спросила я. Медведь встряхнулся и потрусил ко мне. А если это не Глуздырь? Сердце сжалось, стукнуло и замерло.
— Стой! — шепнула я зверю. Он озадаченно мотнул мордой и остановился. Сомнений не было…
— Глуздырь, — чувствуя, как мир переворачивается и начинает кружиться в радостном вихре, забормотала я. — Глуздырь… — И упала без памяти.
Рассказывает Хаки
Как словенке удалось сбежать, никто не видел. А единственный видок — румлянин Раций — ничего не мог сказать. Он лежал под елью с перерезанным горлом и мертвыми глазами глядел на восход. Ночью он подходил ко мне и о чем-то говорил. О чем? Я не помнил… Тогда я думал о своем, а его болтовня раздражала. Поэтому я отдал румлянину свой плед и пошел спать, оставив его под елью в одиночестве…
Ветви раздвинулись, и из-под них выбрался Скол. Спина кормщика была усыпана опавшей с деревьев хвоей. Он встряхнулся. Сухие иглы мелкой мошкарой полетели к его ногам.
— Нашел второго? — спросил я о другом румлянине.
— Нет, — помотал головой Скол. — Только его следы. И ее тоже…
— Так пошли! — заспешил Хальвдан. — Верно, румлянин проснулся, увидел смерть родича и теперь догоняет убийцу!
Скол покачал головой, вытер шапкой потное лицо и сел на землю, рядом с натекшей из горла мертвеца лужей крови.
— Догонял, — коротко сказал он. — Теперь уже не догоняет…
— Что?!
— Она убила и второго, — кивая на окоченевшего Рация, пояснил кормщик.
Глаза Хальвдана округлились, щека дернулась, будто ее укололи, а мешок с вещами вывалился из рук.
— Как убила?!
— В поединке… Так говорят следы. Но тела нет. Я улыбнулся. Немногие опытные воины побеждали моих румлян в поединке — куда там бабе! У беглянки и оружия-то не было — лишь короткий кинжал.
— Куда ж она дела тело? Утащила на память? —, насмешливо поинтересовался я. — Вряд ли ей достало бы на это силенок.
— Не веришь? — Скол сузил глаза и поднялся. — Идем!
Идти пришлось недалеко. По проторенной Сколом тропинке мы продрались сквозь частый ельник и выбрались на поляну.
— Что скажешь? — выходя на середину, спросил Скол. — Теперь видишь?
Да, я видел. Тут и впрямь был поединок. Глубокие отпечатки человеческих ног втоптали мягкую траву в грязь. Кое-где на кустах темнели пятна высохшей крови Похоже, противники долго готовились к схватке и топтались друг против друга, не решаясь напасть. А может, румлянин недооценил смелость беглянки и надеялся ее напугать? Для многих воинов нет ничего приятнее, чем вид сломленного страхом, умоляющего о пощаде врага.
— Вот отсюда
Я подошел. Кровавая широкая полоса тянулась между широко расставленных ног Скола.
— А тут, гляди, — кормщик обвел пальцем небольшую ложбинку, — ударила уже она. Должно быть, вот так. — Он наклонился и указательным пальцем провел у себя под коленом. — После этого удара румлянин стал волочить ногу. Пошли дальше?
Я кивнул. В смелости и ловкости словенки я не сомневался, но поверить в ее победу над своим лучшим поединщиком тоже не мог. Одно дело — отравить или перерезать горло спящему и совсем другое — осилить могучего воина в бою.
Скол проломился сквозь негустой кустарник и задумчиво склонил голову:
— А здесь самое интересное. Она ползла через поляну, а румлянин догонял. Потом, — кормщик остановился, — пополз уже он. Или его потащили.
Я обошел поляну. За плечом, вглядываясь в оставленные беглянкой и румлянином следы, пыхтел Хальвдан.
— Что это? — снимая с веточки зацепившийся клочок бурой шерсти, удивился он.
Я помял шерсть в руках и понюхал:
— Медведь.
Все стало проясняться. Поединщики были не одни. На запах их крови пришел медведь. Наверное, он ожидал завершения схватки в кустах. Медведи незлобивы, особенно ранней осенью. Вот если бы ему не удалось отыскать себе зимнее пристанище, а по лесу уже вовсю трещали морозы — тогда другое дело. Но до морозов еще далеко-Медвежьи следы тянулись странно, словно зверь шел боком, а возле отметин его больших когтистых лап виднелась ровная полоса примятой травы. Он кого-то тащил…
Я пошел по борозде в лес. Она пересекла неглубокий, залитый водой овражек и вползла под старую ель. Логово… Приготовившись к внезапному нападению зверя, я откинул ветви. Пусто. След пробегал по сухой хвое и скрывался за противоположной стеной елового шалаша. На нижнем, сломанном, похожем на клык огромного животного суке дерева что-то висело. Я снял находку и вместе с ней выбрался на свет. Пальцы ощутили мягкость ткани. Клочок от серой рубахи румлянина. Выходит, Скол не ошибся и словенка убила моего хирдманна? Случись все иначе, медведь выбрал бы более легкую жертву и утащил обессиленную, истекающую кровью женщину, а не крепкого, вооруженного мужика. Но как ей удалось?..
— Х-а-а-ки-и! — заметался меж древесных стволов крик Скола.
Я поспешил выбраться из чащи. Голос кормщика предупреждал о беде.
— Что случилось?! — выскакивая на поляну, крикнул я.
Хальвдан и Скол, оба бледные и растерянные, стояли с краю поляны у корявого, источенного жуками ствола сосны и глядели в землю. Хальвдан обернулся. Его глаза удивили меня. Парень выглядел несчастным и испуганным.
— Что стряслось? — уже тише повторил я.
— Они о чем-то говорили, — тихо сказал Хальвдан. С моей души свалился камень. Эка невидаль! Разогревая друг в друге ярость и надеясь сломить противника острым словом, поединщики часто говорят меж собой…