Берсерк
Шрифт:
— Я и мои люди убедились в твоей невиновности, Хакон-ярл. Золотой заслужил смерти, но ты осудил его без тинга, поэтому заплатишь мне небольшую виру. А к середине лета я соберу войско со всей страны, и мы пойдем в давно задуманный поход. Но теперь мы не отправимся в дальние земли. Перед нами Норвежская держава, и ты, ярл, по праву должен править ею от моего имени!
С тинга все расходились довольные. Хакона хлопали по плечам и возглашали героем, он в притворном смущении опускал глаза, а я отправился к своей избе. Мне было тошно глядеть на улыбающиеся лица предателей. Но я не успел войти в дом. Хакон перехватил меня на пороге. Как он вырвался от своих обожателей, как нагн меня?!
— Ты поступил мудро, сын Орма, — сказал он. Я не забываю добра.
— Не корми меня сказками! —
— Ты узнал правду от Тюрка? — спросил он. — Ты дал ему волю?
Если б к уму Хакона добавить верное сердце и черную душу — норвежцу цены бы не было!
— Да, — ответил я. Хакон скривился:
— Пакостный грек! Я щедро платил ему за молчание.
— Должно быть, я оказался щедрее…
И тогда ярл засмеялся. Весело, звонко, как ребенок. Раньше я никогда не слышал его смеха — он заменял мех странными квохчущими звуками, но теперь он смейся от души!
— Ты нравишься мне, сын Волка, — с улыбкой сказал он. — Ты будешь моим другом.
— Не стоит, ярл, — ответил я. — Дружба с тобой так быстро ведет к небесным палатам Одина, что кажется мне слишком короткой дорогой.
Он залился еще пуще. И неожиданно для самого себя я тоже улыбнулся. Мы стояли друг напротив друга и хохотали. Лишь теперь я понял, как мы похожи. Я винил Хакона во лжи, а сам лгал своим людям так долго, что забыл правду; я перешагнул через смерть отца, а Хакон — через лучшего друга. И главное — мы оба уже никому не верили…
Из избы высунулся Трор.
— Какого?.. — начал он и осекся: — Хаки? — А потом перевел глаза на ярла и изумился еще больше: — Хакон?!
— Да, — я легонько подтолкнул норвежца вперед и похлопал Трора по плечу, — чего дивишься? Дорогой гость зашел подбодрить нас перед трудным походом. Отныне он мой брат и друг. Не так ли, ярл? — И покосился на Хакона. Едва сдерживая смех, он откликнулся:
— О-о-о да, брат и друг. До самой смерти…
В поход на Норвегию у конунга данов собралось огромное войско. Корабли усеивали прибрежные воды, словно чайки склоны скал. Здесь был Харальд Гренландец со своими людьми, Скофти, сын Скаги, Драме Хромой и Уве с Альдраном — сыновья знаменитого на все северные страны корабела и кормщика Бьерна. Кормщик был родом из Норвегии, но прошлым летом, когда мы сожгли словенское печище и Орм советовал мне избавиться от девчонки-рабыни, Бьерн поссорился с Серой Шкурой и ушел в Гардарику, которую многие называли русью. Уже год он жил в Новом Городе возле Мойского Озера [57] и, по слухам, стал искуснее в своем ремесле Синезубый звал его в поход, но кормщик отказался. Явились только его сыновья.
57
Древнее название Ильмень-озера.
Мы вышли в море, когда стих северный ветер. Первыми двинулись корабли Синезубого, за ними ярла Ха-кона. Рядом с норвежцем держался Скофти, а меж его драккарами и насадами Уве и Альдрана легко мчалась по волнам наша «Акула». Иногда мы вырывались вперед, и тогда я видел нос «Красного Ворона», — передового корабля Хакона.
Трор был недоволен.
— Белоголовый выбрал бы местечко поближе к конунгу данов, — ворчал он. — Он не согласился бы идти в стороне.
— А я согласился, — беззлобно огрызался я. Доказать Черному, что в дружбе с конунгом сторона — самое лучшее место, было невозможно.
На второй день пути нас застиг туман. Ночью он тянулся над самой водой, и по свету факелов мы легко находили соседние корабли, но поутру факелы затушили, и все скрыла густая белая пелена. Кормщики окликали друг друга, кто-то трубил в рог, кто-то стучал по щитам, и я приказал остановиться.
— Мы, как трусы, окажемся позади всех! — досадовал Трор, и на сей раз я не стерпел:
— Хочешь очутиться на дне с пробитым бортом?! Или не понимаешь, что в тумане мы можем наскочить на соседний драккар и тогда уже вовсе не дождемся битвы?! Не скули, как побитый щенок, а умей ждать!
Трор притих. Он понимал мою правоту. Ждать пришлось
— Проклятый туман, — недовольно буркнул он. — Из-за него мы опоздаем…
Парень говорил так, словно торопился увидеть нечто занимательное. Уве и его брат еще ни разу не побывали в бою, да и насады были не их собственные, а отцовские.
Бьерн имел много кораблей и славился своими умением проводить их через самые опасные проливы, но он не любил воевать. Он успешно торговал со всеми, от русов до узкоглазых желтых шинов, и, если приходилось, отстаивал свое добро с мужеством настоящего викинга, но редко нападал первым. Не позволял воевать и сыновьям. В хирде Хакона поговаривали, будто Уве и Альдран взяли отцовские насады без его позволения, но я не очень-то верил этим слухам. Взять корабли тайком — было все равно что украсть их, а красть у родного отца не стали бы даже последние твари…
— Где отец-то? — когда насад Уве оказался рядом, поинтересовался я. Он поморщился:
— Торгует где-то… Трус! От такого похода отказался!
— Зря ты так, — возразил я. — Орм говорил, что Бьерн — один из самых храбрых людей, кого он когда-либо встречал.
— «Храбрый, умный, удачливый». — Уве досадливо отмахнулся. — Все так говорят, а по мне — уж лучше бы его вовсе не было!
Второй насад подошел к нам, примкнул бортом, и Альдран с ходу влез в разговор:
— Смелый, говоришь? Вон какие дела творятся, все пошли против сыновей Гуннхильд, все хотят вернуть свои земли, а он отправился в Валлию [58] на торг! «Кто, — говорит, — весло на меч меняет, тот от меча и погибает…»
58
Уэльс (Англия).
Я покачал головой. Слова Бьерна были чистой правдой — воины редко умирали в собственной постели, — но объяснять это заносчивым парням не стал. Придет время, и они сами во всем разберутся.
К вечеру мы догнали остальных. Хакон издали вскинул руку в приветствии. Я махнул в ответ и, обогнув драккары Скофти, встал с краю. А вскоре пришло послание от конунга данов. Синезубый приказывал направляться в Хальс и там поджидать отставшие в тумане корабли. Я послушно развернул «Акулу». Следом потянулись насады сыновей Бьерна.
Мы уже подходили к Сторожевым скалам у Хальса, когда из береговой бухты вышло, тяжело груженное судно. Это был торговый кнорр [59] . Я видел такие у словен русов и эстов. За ним спешили маленькие, проворные как ящерки, челноки-аски [60] . Заметив нас, торговое судно остановилось, а затем с невиданной сноровкой развернулось носом к кораблям Хакона. Аски отважно выстроились перед ним. Я поморщился. Возможно, раньше торговцам следовало нас бояться и готовится к бою, но нынче у нас были дела поважнее, чем воевать с мирным насадом. На драккарах Хакона перевернули щиты белой стороной [61] . Я приказал сделать то же самое, и, обрадовавшись нежданной удаче, кнорр быстро поплыл мимо нас. Гребцы — сильные темноглазые мужики, мощно налегали на весла, а кормщик даже махнул нам рукой, будто желая доброго пути.
59
Тип торгового судна Х века.
60
Скандинавские челноки, сделанные из ствола одного дерева.
61
Щиты викингов укреплялись по борту корабля и как бы наращивали его. Одна сторона щитов была ярко окрашена, другая оставалась белой. Перевернуть щиты белой стороной означало показать свои мирные намерения.