Берсеркер (др. перевод)
Шрифт:
Из-за статгласовой оболочки картина стала массивной и неповоротливой, но, пожалуй, втиснуть ее в шлюпку все-таки удастся.
И все это время, будто зуд, донимающий человека на смертном одре, мозг Геррона сверлил вопрос: какие же надежды капитан возлагал на шлюпку? Вроде бы ничуть не беспокоясь об участи Геррона, Ханус все толковал о своем доверии к нему...
Уже на подходе к корме, вне поля зрения машин, Геррон миновал крепко увязанный штабель скульптур, когда до его слуха долетел какой-то шум — быстрый, слабый стук.
Ему потребовалось
— Они ушли? — Она изгрызла ногти и кончики пальцев до крови. Не дождавшись мгновенного ответа, девушка повторяла вопрос снова и снова, все тоньше и истеричнее.
— Машины все еще здесь, — в конце концов отозвался Геррон.
— А где Гус? — Буквально содрогаясь от ужаса, девушка выбралась из ящика. — Они его захватили?
— Гус? — переспросил художник, но перед ним уже забрезжил свет понимания.
— Гус Ханус, капитан. Мы с ним... он пытался спасти меня, вывезти с Земли.
— Я совершенно уверен, что он погиб. Он сражался с роботами.
Девушка впилась своими окровавленными пальцами в подбородок.
— Они и нас убьют! Или хуже! Что нам делать?
— Не горюйте вы так о своем возлюбленном, — произнес Геррон, но девушка будто и не слышала его, бросая безумные взгляды туда-сюда в ожидании появления роботов. — Помогите-ка мне с этой картиной, — спокойно распорядился Геррон. — Придержите дверь открытой.
Она повиновалась, будто в трансе, не задавая никаких вопросов.
— Гус сказал, что будет шлюпка, — забормотала она себе под нос. — Если бы пришлось доставлять меня на Тау Эпсилона контрабандой, он собирался воспользоваться специальной маленькой шлюпкой... — Она вдруг прикусила язык и уставилась на Геррона в испуге, что он расслышал все от слова до слова и отберет ее шлюпку. Что он и собирался сделать.
Доставив полотно в кормовой отсек, он остановился. Долго глядел на «Человека с перчаткой», но под конец уже не видел ничего, кроме того, что у него самого кончики пальцев не искусаны до крови.
Взяв дрожащую девушку за руку, Геррон втолкнул ее в утлое суденышко. Она сжалась там в клубочек, оцепенев от ужаса. Даже не хорошенькая. Непонятно, что Ханус в ней нашел.
— Там хватит места лишь на одного, — сказал Геррон, а девушка отпрянула, ощерив зубы, будто боялась, что он сейчас начнет выволакивать ее обратно. — Когда я закрою люк, нажмите вон ту кнопку, это старт. Ясно?
Это она поняла тотчас же. Художник с натугой закрыл оба люка и подождал. Всего секунды через три послышался скрежет — наверное, означавший, что шлюпка отчалила.
Поблизости имелось крохотное смотровое окно. Сунув в него голову, Геррон увидел кружение звезд за черной метелью туманности. Через некоторое время показался берсеркер, кружащийся вместе со звездами, — черный, округлый, размерами превосходящий любую гору. Судя по всему, крохотное суденышко, ускользнувшее прочь, осталось незамеченным. Катер агрессора все еще держался рядом с «Франсом», но роботы не показывались.
Глядя «Человеку с перчаткой» в глаза, Геррон снова повез его вперед, чтобы поставить рядом с мольбертом. Теперь сумятица линий на работе самого Геррона стала просто омерзительной, но он заставил себя взяться за кисть.
Он даже не успел приступить к работе, когда человекообразный автомат вернулся к нему; грохот и визг металла смолкли. Аккуратно вытерев кисть, художник отложил ее и кивнул на портрет берсеркера.
— Когда уничтожишь все остальное, сохрани это полотно. Отвези его к тем, кто тебя построил, они это заслужили.
— Почему ты думаешь, что я уничтожу картины? — проскрипел в ответ машинный голос. — Даже если это попытки восхваления жизни, сами по себе они — мертвые предметы, и потому хороши сами по себе.
Внезапно Геррон ощутил такой страх и изнеможение, что даже не смог говорить. Тупо уставившись в объективы робота, он заметил в них крохотные искорки, пульсирующие в такт с его собственным сердцем и дыханием, будто индикаторы детектора лжи.
— Твой ум раздвоен, — проговорил автомат. — Но своей большей частью он вознес хвалу мне. Я отремонтировал твой корабль и установил курс. Теперь я отпускаю тебя, чтобы другие живые единицы могли научиться от тебя восхвалять то, что хорошо.
Онемевший Геррон так и стоял, глядя перед собой, когда металлические ноги протопали мимо, и скрежет металла послышался в последний раз.
Лишь спустя какое-то время до сознания Геррона дошло, что он жив и на свободе.
Поначалу он шарахался от мертвых, но однажды притронувшись к ним, вскоре преодолел брезгливость и уложил останки в холодильник. Особых оснований считать их Верующими не было, но он все-таки отыскал книгу, чтобы прочесть над ними исламские, духовнические, христианские и иудейские заупокойные службы.
Потом нашел на палубе неповрежденный пистолет и обошел все закутки на корабле, внезапно проникнувшись диким предположением, что какой-нибудь робот мог остаться на борту. Дошел до самой кормы, задержавшись лишь затем, чтобы сорвать скверну с мольберта. На корме остановился, устремив взор в ту сторону, где предположительно остался берсеркер.
— Будь ты проклят, я способен измениться! — прокричал он в кормовую переборку. Голос его сорвался: — Я снова смогу писать. Я тебе покажу... я могу измениться. Я живой.
Разные люди находят разные способы воздать хвалу жизни, провозгласить ее олицетворением добра.
Даже я, по природе своей не способный сражаться или уничтожать, могу на интеллектуальном уровне понять: в войне против смерти ценность жизни подтверждается именно сражениями и уничтожением врага.