Берсеркер
Шрифт:
— Вся жизнь для вас — это зло, значит, из этого следует, что я — самое большое зло? Нет, я понял, что ты хотел сказать — я превосхожу всех доброжилов. Я был рожден из искусственного чрева, и ваши устройства находились где-то рядом, следили, что со мной происходит, вносили изменения то тут, то там. Ты делал меня таким, каким замыслил с самого начала.
— Ты единственный и неповторимый.
— Судя по всему, доброжилы Альпина тебе здорово помогли. Спас ли ты кого-нибудь из них, когда планете пришел конец?
— Я спас их от
— И Сикста Джейлинкса?
Эти слова вырвались у Майкла сдавленным гулким криком.
— Необходимость в его услугах отпала. Смерть, которую он так желал, стала ему наградой.
Майкл пронзительно закричал. В этом звуке было меньше человеческого, чем даже в предыдущем безумном кудахтанье. И все же в целом это был человеческий смех. В зеркальной металлической поверхности Директора отразились пляшущие огни. Это была истерика бога, гиганта, не имеющего сил терпеть больше щекотку.
Директор снова терпеливо умолк. Его внутренность содержала что-то теплое и еще живое, однако Лансу никак не удавалось выяснить больше, несмотря на самые осторожные попытки проникнуть в чрево берсеркера. В то же время Лансу теперь приходилось отражать зонды, которые, в свою очередь, пытался ввести в него Директор. Майклу-«Ланселоту» еще не приходилось сталкиваться с таким сильным противником. Майкл не мог определить, что происходит в его электронном мозгу.
Наконец, освободившись от безумного хохота, он снова обратился к врагу.
— Отец? Сознаешь ли ты, какое преступление с точки зрения машин совершил? Я не доброжил. И никогда им не буду. Понимаешь ли ты, какой грех совершила твоя программа, приложив руку к моему созданию? А теперь ты должен ответить, зачем ты это сделал.
— Возможно, ты не доброжил; я уже говорил, что ты единственный и неповторимый. Но мне разрешено даже создание жизни, если только это поможет мне со временем уничтожить всю жизнь. Ты создан для того, чтобы получить ответ на вопрос: Тадж — это живое или неживое? Ответ должен находиться в его центре. Если Тадж — нечто живое, он должен быть уничтожен. Если нет, то его каким-то образом можно использовать в борьбе с жизнью.
Тадж... непостижим. К такому выводу пришел Майкл, глядя в сторону его центра, теперь находившегося где-то поблизости. Берсеркер прав; ответы, каковыми бы они ни были, можно найти только там. Майкл не мог определить, живое перед ним или неживое. Тадж такой, какой он есть. Однако от его центра по-прежнему дул сильный ветер противоречий.
— Полагаю, меня сюда доставили с какой-то определенной целью, — сказал Майкл, обращаясь к Директору. — Но это сделал не ты.
— Я пытался доставить тебя сюда, когда ты был готов к использованию. Но мои машины и доброжилы не справились с поставленной задачей. И все же ты наконец здесь. В Тадже постоянно происходят самые странные вещи во всей галактике. Противоречащее всем известным законам появляется здесь регулярно, словно вызываемое по повестке в суд. Ибо
— Машина, а ты хочешь творить законы?
— Я хочу делать лишь то, что должен. А теперь ты попробуешь меня уничтожить. — Это был не приказ, а пророчество. — И ты попытаешься спасти живую единицу, находящуюся у меня внутри. Для этого тебе придется проследовать за мной к центру Таджа.
— Я не стану тебе помогать.
— Ты будешь делать то, что должен. Посредством меня Директора, находящиеся за пределами Таджа, будут наблюдать за тобой, и мы попытаемся выяснить то, что нам нужно.
Ланс протянул силовые щупальца к электронным нервам Директора. Тот парировал этот выпад, но воздержался от ответного удара. Руки Майкла сомкнулись на скользкой твердости, на пучке энергии, застывшей при его прикосновении. Войдя в лишенный связи со временем боевой режим, Майкл увидел, что Директор, петляя, отступает, развивая скорость, находящуюся на грани доступного «Ланселоту». На пути преследуемого и преследователя попалась вспомогательная машина, тотчас же превратившаяся в ничто, исчезнувшая в пламени страшного взрыва, разбросавшего в разные стороны ее товарищей между навечно застывшими серыми полотнами.
Директор отступал по направлению к центру Таджа. Майкл следовал за ним.
Оттуда на него повеяло хаосом, и продвижение против этого завывающего ветра заметно замедлилось, стало невыносимо тяжелым. Теперь Майклу были видны останки живых существ, тщетно пытавшихся пройти в ту же сторону. И обезображенные корпуса мертвых допотопных машин, посланных с той же задачей. И те и другие были насквозь пропитаны царившим внутри Таджа серым цветом; возможно, они погибли здесь еще до возникновения Земли.
И бок о бок с ветрами хаоса вымуштрованными армиями маршировали правило, порядок и закон. Проходя мимо, они терялись в бесконечности среди галактических завихрений. Мелькали призрачные тени еще не сотворенного, искорки потенциальных существ.
Директор по-прежнему летел впереди. Далеко перед ним изгибающаяся лента Таджа, вдоль которой они следовали, переходила в широкую пустынную равнину. А еще дальше она спиралью возносилась к башне.
Полностью изменивший свой облик Директор сантиметр за сантиметром полз вперед. Прямо под ним находился центр Таджа. Тадж был центром галактики, а в центре Таджа, как теперь видел Майкл, помещалась целая галактика.
Директор был уничтожен целую вечность назад. И все же каким-то образом его хрустально-стальное тело вело Майкла вперед. Его можно было узнать с большим трудом, однако он ухитрялся говорить, но посредством каких каналов связи, Майкл не знал.
— Живая единица, скажи, что ты видишь впереди. Майкл, скажи мне.
Но Майкл больше не мог смотреть вперед и в то же время не мог отвести взгляд.
Машина не унималась.
— Что ты видишь? Это?.. — начала было она и вдруг умолкла.
— Что?