Берсерки. Трилогия
Шрифт:
Старый Лис усмехнулся. Что ж, пусть. Это даже хорошо. Когда суверен почитает своей первейшей обязанностью нести бремя правителя, осознаваемое им именно как бремя, — это всегда благо для империи. Ибо не только создает очень хорошую среду для решения практических задач, но и являет достойный пример для подданных. Ведь недаром говорят: «Кому много дано, с того много и спросится». А нынешнее поколение благородных лордов как-то об этом подзабыло. Нет, среди них все еще встречается много таких, кто, как их деды и отцы, достойно несут на своих плечах бремя служения. Они стоят вахты в рубках боевых кораблей, в тонкой скорлупе боевой брони обрушиваются с небес на охваченные огнем войны планеты, моргая покрасневшими от недосыпа глазами, ночами сидят над мониторами, на которых тонкими линиями проступают новые корабли и заводы, огромные жилые кондоминиумы и орбитальные терминалы. Но в этом и состоит единственное оправдание тому положению, которое занимает благородное
Как только этот класс исчезает, неважно от чего: либо потому что гибнет в большой, например, мировой войне, либо просто оттого, что перестает нести на себе это ох какое нелегкое бремя, считая, что жизнь неизменна и то место, и те привилегии, которыми обладает их класс, — навсегда, империя исчезает тоже. Так или иначе. Быстро или не очень… И пример, который покажет молодой император в первую очередь своему поколению собственными поступками и тем, каких людей он приблизит к себе, может повернуть этот процесс вспять. Но… хорошо и то, что стоящая перед ним задача еще и затронула некие струны в его душе, ибо император в том возрасте, когда душа жаждет любви и готова откликнуться на нее. Так что очень хорошо, что у императора есть шанс обрести эту любовь. Потому что — и Старый Лис знал это совершенно точно — никому и никогда не становилось лучше, если долг убивал любовь.
Глава 4
— Не надо, Элайна, не плачь. — Молодой лорд Эомирен протянул руку, собираясь погладить сестру по плечу, но так и не решился дотронуться до нее.
— Ненавижу, — глотая слезы, пробормотала сестра, — всех вас. Ненавижу! Вы все всё испортили. Теперь он точно на мне не женится!
— Он дал слово, — сжав губы в нитку, пробормотал лорд Эомирен, не слишком, впрочем, веря тому, что говорит.
— Почему же тогда он ни разу не посетил меня за эту неделю, что прошла после его возвращения? И даже не прислал приглашения на Большой прием? Это все из-за вас. Из-за тебя с отцом. Зачем вы только вошли в этот дурацкий Совет?
Лорд Эомирен тяжело вздохнул. Хотел бы он и сам это понять. Во всяком случае, в отношении себя самого. Отец — святые стихии с ним, кто теперь может знать, на что он рассчитывал. Но он-то, он? Ведь стоило только немного подумать, и сразу стало бы ясно, что все это подстава. Столько времени даже не вспоминали о том, что на свете есть молодой лорд-наследник, а затем раз — сразу же и титул главы дома, и должность председателя. Вот и Энтерея говорила… Вспомнив об этой предательнице, Эомирен помрачнел и насупился.
— Отец все всегда делал по-своему, — продолжая реветь, бормотала сестра, — и всегда все портил. Все портил!
Лорд Эомирен вздохнул. Это обвинение было не совсем справедливым. В конце концов, невестой императора Элайна стала только благодаря отцу. А иначе он вряд ли посмотрел бы когда в сторону его довольно блеклой, глуповатой и слегка истеричной сестрицы. Впрочем, пребывание между молотом и наковальней, то есть между братцем Эомеником и отцом, ни для кого из их семьи не прошло бесследно. Даже для него самого, что уж говорить о сестре… Да и какой толк сейчас думать об этом. Не собирается же он заикаться об этом сестрице. Ему совершенно ни к чему новый взрыв истерики. Впрочем, от нового взрыва его молчание не спасло.
— Ну сделай же что-нибудь! — Сестра повернулась к нему, заламывая руки. — Заставь императора жениться на мне! Ты же глава дома!
Эомирен стиснул зубы. Ну что он может сказать этой истеричной дуре? Что у него нет и на мизинец того влияния, которым обладал отец, что он под арестом и следствием? Поскольку отец был инициатором создания этого самого Высшего оберегающего совета империи, а он сам наследовал ему на посту председателя (Эклон, сволочь, везде говорит, что был всего лишь временным замещающим лицом в отсутствие председателя, а настоящим председателем всегда был лорд Эомирен, сначала прежний, потом нынешний), ему и всему их дому, похоже, не удастся отделаться легким испугом, как остальным членам Совета.
— Ну что ты молчишь?! Обещай мне, что заставишь Эонея жениться на мне! Я уже заказала платье! И на второй день тоже! И свадебный торт! И мы с подружками уже обсудили, как все устроим! Я приеду в императорский дворец на упряжке из двенадцати лошадей. Цугом. А мое открытое ландо будут сопровождать семьдесят семь гвардейцев верхом и с обнаженными шпагами… Обещай мне, Экант!
— Я лорд Эомирен, — скрипнув зубами, проговорил Экант, резко развернулся на месте и вышел из комнаты сестры, раздраженно зыркнув на молчаливого гвардейца, маячившего у дверей. Уж неизвестно, по своему ли собственному разумению или по чьему-то указанию, но этот охранник вел себя крайне деликатно, неотступно следуя за лордом Эомиреном на публике, но в доме стараясь держаться как можно незаметнее. И даже дозволял лорду Эомирену в одиночку принимать ванну, спать или работать в кабинете. Впрочем, вряд ли это было чьим-то указанием. Тот, кто имел право отдавать такие указания, наоборот, скорее наказал бы гвардейца за подобное попустительство. Так что, вероятнее всего, сам парень был себе на уме, понимал, что столь высокопоставленное лицо, как глава дома Эомиренов, рано или поздно выпутается из любой неприятной ситуации. Ибо империя не может себе позволить обходиться без Эомиренов. Поэтому хитрый малый, вероятно, решил, что лучше уж не слишком ретивым исполнением обязанностей заслужить шанс на благодарность со стороны лорда Эомирена, чем излишним рвением — непременную ненависть и желание поквитаться. Но сейчас он был лишним напоминанием о том жалком положении, в котором оказался глава дома Эомиренов.
Поднявшись в домашний кабинет, теперь уже ставший его по праву, глава дома Эомиренов подошел к бару и, нервно распахнув дверцу, сузившимися глазами впился в шеренгу выстроившихся перед ним бутылок. Лоик, ликер — не то, слишком слабо! Бурбон? Возможно. Но лучше кастеянская настойка. Семьдесят градусов крепости и горький вкус степных трав. Горькая и сбивающая с ног. В точности как его жизнь. Лорд Эомирен вытащил бутылку из бара и, зубами сорвав пробку, присосался к горлышку.
Он оторвался от бутылки, когда в ней осталась только половина. На большее не хватило дыхания. Во рту горело. Молодой лорд Эомирен горько усмехнулся и, оставив бутылку, побрел к рабочему столу. Рухнув в кресло, он опустил голову на руки, уперев их локтями в столешницу.
Ну почему жизнь к нему так несправедлива? Разве он многого хотел? Только того, что принадлежало ему по праву. По освященному веками праву. Почему богатым отпрыскам простолюдинов дозволено посылать подальше все условности и жить в свое удовольствие? Почему отпрыск хозяина крупнейшего банка империи, едва только папаша отдал душу святым стихиям, продал долю отца, причем всего за полцены, и теперь живет в свое удовольствие, ни в чем себе не отказывая? А чего, тех одиннадцати миллиардов, что он получил, ему хватит еще лет на сто. Если он столько проживет. Даже с его сумасшедшими тратами. А потом трава не расти. Ведь именно человек — центр этого мира. В каждом из нас целый мир. Со своими воспоминаниями, привязанностями, любовью и надеждами. И когда он гибнет, гибнет и этот мир. А значит, надо жить так, чтобы быть счастливым каждое мгновение существования. А ведь ему, Эканту, для счастья нужно намного меньше, чем его отцу. И этот эпизод с председательством всего лишь временное помутнение разума. Соблазн, которому он поддался. Поступок, полностью противоречащий его природе. Потому что вообще-то он классный парень, который по жизни предпочитает не париться и просто жить весело и приятно, а от жизни ему нужны только простые удовольствия. Нет, лучше бы в самой роскошной и экзотической упаковке, но именно простые — классный секс, веселая компания легких в общении друзей, ну и немного экзотики, ну там эксклюзивный боллерт, эксклюзивная вечеринка, эксклюзивный тур… И все! Экант закрыл глаза и горестно застонал. Ну что он сделал такого, чтобы на него все это обрушилось?! Проглотив наполнившую рот слюну и слегка покачиваясь, он встал и двинулся в сторону бара. Там в бутылке все еще оставалась…
Лорд Эомирен проснулся оттого, что ему стало холодно. Он оторвал голову от… поверхности, на которой она лежала, и с удивлением обнаружил, что это пол. Причем не спальни, а кабинета. Он приподнялся. Холодом тянуло из разбитого окна… Ах, ну да, он вчера пил. Кастеянскую настойку. А потом швырнул опустевшую бутылку в окно. Но вот когда он рухнул на пол и заснул, лорд Эомирен совершенно не помнил. Он сел и тут же страдальчески сморщился. Голова… И во рту так погано, будто кошки со всех свалок столицы устроили там свой туалет. Тело тоже затекло, да еще от холода слегка знобит. О, темная бездна, да что же это… Лорд Эомирен с трудом поднялся и подковылял с журнальному столику, на котором всегда стоял графин с водой, в которую было выжато два ламнена, сочных плода с горьковато-кислой мякотью. Темная бездна, похоже, воду в графине не меняли с тех пор, как отец отправился в свою последнюю поездку. Мало того что вода почти вся высохла, даже крышка не помогла, так еще и воняет.