Берсерки. Трилогия
Шрифт:
Это был вызов. Дубинский ронял слова медленно и весомо, так что они воспринимались окружающими как удары его пудовых кулаков. Никто не рискнул прервать его выступление.
— …сети изношены. Из компьютерного парка осталась едва четверть работоспособных машин. Боеприпасы исчерпали по нескольку гарантийных сроков хранения. У нас очень ограничены возможности обновлять даже твердые носители информации, да и те близки к истощению. Материальные ресурсы подошли к крайнему пределу. И если до сего дня мы просто констатировали, что каждое следующее поколение людей капониров знает и умеет меньше, чем предыдущее, то теперь мы должны признать, что следующее поколение ждет обвал! А наши внуки, скорее всего, вообще будут вынуждены покинуть капониры. Поскольку ни одному разумному человеку не придет в голову ютиться в этих сырых, темных и обрушивающихся пещерах, в какие тогда превратятся
Олег повернулся к сидящему за соседним столиком Наумову, исполнявшему на этом заседании обязанности секретаря, и, наклонившись к его уху, прошептал:
— Пожалуй, я пойду, Капитан. Мне представляется, что теперь моя информация вряд ли кому-нибудь понадобится.
Тот покосился на грозно нависающего над столом Полковника Дубинского, приподнял уголки губ в едва заметной улыбке и кивнул.
— Иди, но пейджер не отключай. Мало ли…
Покинув зал Совета, Олег спустился на два уровня ниже и вошел в тюремный отсек, предъявив начальнику караула карточку-допуск. Тот придирчиво проверил допуск, уважительно покосился на Олега (о действиях его команды в производственном комплексе по капониру ходило множество историй, большинство из которых, правда, являлись обычными небылицами) и кивнул караульным. Те вчетвером откатили тяжелую бронированную дверь, Олег шагнул вперед и оказался в самом строго охраняемом помещении капонира «Рясниково» — особом тюремном блоке «А». Блоке, в котором находилась самая большая тайна Генерала Прохорова…
Олег быстро прошел небольшой коридорчик и остановился перед тяжелой дверью, толщиной створок едва ли не превышавшей ту, которую охраняли четверо караульных. Но эта была закрыта на простой железный засов, правда, необычайно внушительных размеров, дужки которого были скреплены толстой железной проволокой. Несмотря на кажущуюся абсурдность, по расчетам аналитиков, это был, пожалуй, самый надежный запор для заключенного, находящегося внутри самой прочной камеры тюремного отсека капонира. Поскольку никто так до конца и не знал всех способностей содержащегося здесь пленника. Олег открутил проволоку, сдвинул тяжелый засов и, навалившись, отворил дверь. Обитатель камеры оторвался от компьютерного терминала, устроенного в дальнем от входной двери углу большой камеры, повернулся к вошедшему и, узнав его, старательно растянул губы в широкой улыбке.
— Привет, Олег, рад тебя видеть.
Олег остановился на пороге.
— Сказать по правде, то, что ты пытаешься изобразить на своем лице, скорее напоминает оскал, а не улыбку.
«Е-7127» стер с лица свою малопонятную гримасу и озабоченно поинтересовался:
— Что, никаких сдвигов?
Олег пожал плечами:
— Смотря что считать сдвигами. — Он вошел в камеру и опустился на откинутую койку. — Вот, например, могу тебе сообщить, что мы получили карт-бланш…
«Е-7127» насторожился, услышав незнакомое слово, но Олег нарочно держал паузу. У них было в обычае устраивать подобные игры, когда один называл незнакомый термин или идиому, а другой должен был догадаться, каково их значение.
— Ты имеешь в виду, что мы можем приступать к подготовке операции? Значит, заседание Совета уже закончилось.
— Не совсем, но Дубинский их дожмет. Я успел перед началом заседания переговорить с Кейнси, он тоже на нашей стороне.
«Е-7127» понимающе кивнул, Кейнси был начальником капонира «Смол айленд», единственного, на вооружении которого осталось три единицы баллистических ракет с моноблочными ядерными боеголовками. Так что у их противников действительно не было шансов. Старший ОУМ вновь повернулся к дисплею. Он находился в капонире уже почти год. Правда, допуск к внутренней сети у него появился всего полтора месяца назад, но его опыта и аналитических способностей оказалось вполне достаточно, чтобы разобраться в хитросплетениях внутренней политики людей капониров. С точки зрения Старшего ОУМа, это было детской задачей. По сравнению с интригами, которые плелись в высшем слое Единения, все, чем занимались самые изощренные интриганы людей капониров, выглядело младенческим бросанием фантиков. Впрочем, это было объяснимо. Точный расчет и скорость реакции требуются только в том случае, если реакция противника последует незамедлительно. А у людей капониров приступы политической жизни случались не чаше раза в четыре
Олег молча сидел, наблюдая за своим собеседником. Когда они полтора месяца назад, закончив сборку атакаторов, добрались до «Рясниково», Генерал сразу же вызвал его к себе. Глава людей капониров встретил его в своем кабинете. За прошедшее время он похудел и осунулся, но глаза смотрели по-прежнему цепко и жестко. Олега он приветствовал коротким кивком.
— Садись, о результатах твоей деятельности можешь не докладывать, я все знаю. — Он сделал паузу, давая время Олегу, который и не собирался ни о чем докладывать, еще в прошлые времена не очень-то одобряя привычку людей капониров по многу раз мусолить одну и ту же информацию, передавая ее друг другу, как это у них называлось, «по команде», устроиться в знакомом кресле, стоящем несколько в стороне от рабочего стола Генерала. Затем продолжил — У меня для тебя новость. Мы получили шанс, о котором не могли даже мечтать. — Он вновь сделал паузу, но на этот раз для того, чтобы подчеркнуть важность своих последующих слов. — Теперь мы сможем надеяться на то, что твоей команде удастся добиться успеха в атаке на Разрушитель.
Несмотря на непонятное слово, Олег сразу же понял, о чем идет речь, и весь подобрался. После разговора с Кормачевым он всю дорогу ломал голову над тем, как объяснить Генералу и — остальным, что, если они не смогут нейтрализовать этот чудовищно огромный корабль, который избрал точку посадки в полусотне миль от капонира «Рясниково», ни о каком успехе атаки не может быть и речи. И вот такое начало… Генерал усмехнулся, заметив его мгновенную реакцию, и, повернувшись к монитору, щелкнул дистанционным пультом. Экран засветился серо-зеленым из-за севшей трубки, но даже размытое изображение, передаваемое камерой из одного из отсеков тюремного блока, позволяло четко идентифицировать того, на кого был направлен объектив камеры. Это был ТАКТ…
— Слушай, а почему ты согласился сотрудничать с нами?
Старший ОУМ медленно повернул голову к Олегу:
— А почему ты только теперь задаешь мне этот вопрос?
— Раньше он передо мной не стоял. Мне требовалось только знать, врешь ты или нет, все ли ты говоришь, либо что-то скрываешь, и тому подобные практические вещи.
— А сейчас?
— Сейчас… — Олег постарался взглянуть прямо в зрачки Старшего ОУМа, — сейчас все идет к тому, что ты войдешь в мою команду. И теперь мне надо это знать.
«Е-7127» откинулся на спинку грубого металлического стула, сваренного из массивных железных уголков, поскольку никакая другая мебель не могла долгое время выдерживать его массу, и, оторвав руки от клавиатуры, закинул их за голову.
— Знаешь, это сложно объяснить. Единение построено на одном очень мудром принципе: разум определяет статус. Чем большими возможностями обладает твой разум, тем выше твой статус. При этом абсолютно не важно, что является носителем этого разума — живой организм или набор квантоэлектронных деталей. — Он помолчал, то ли приводя мысли в порядок, то ли просто подбирая слова. — Вот только в качестве идеала, по приближенности к которому и вычисляется степень разумности, почему-то был выбран именно разум на квантоэлектронных носителях. А разуму живому отведена роль сырья, модифицируя которое, можно в той или иной мере «подтянуть» его носителя до идеала. И после того как я провел на вашей планете столько лет, а главное, после того как я увидел, КАКОЙ была ваша старая цивилизация, я понял, что это неправильно.
Он надолго замолчал. В камере установилась полная тишина, а потом Олег произнес:
— Но если ты присоединишься к нам, вероятность того, что тебя убьют, намного возрастает.
Старший ОУМ усмехнулся. И на этот раз его усмешка гораздо больше напоминала человеческую.
— А разве меня создали не для того, чтобы я в конце концов был уничтожен? К тому же у нас, Высших, в ходу иной термин. Смерть мы называем «окончательным отключением».
Олег кивнул и поднялся.
— Хорошо.