Беру свои слова обратно
Шрифт:
«Красная звезда», «Военно-исторический журнал», многие другие газеты и журналы многократно повторили слова Сталина: «Так я сказал это, чтобы подбодрить присутствующих...» И все, казалось бы, встало на свои места: Жуков предложил план, раздраженный Сталин категорически с негодованием его отверг. Есть ли о чем спорить?
Есть.
Элементарная честность требует от всех, кто повторяет эту чепуху, сообщить читателям, что это — слова не Сталина. Это слова Анфилова, которому якобы сказал Жуков, которому якобы сказал Сталин.
Перед тем как повторять баллады Анфилова, редакторы и издатели должны были задать мудрейшему академику все
Более важный вопрос: почему после встречи с Жуковым в 1965 году военный историк Анфилов нигде никак не зафиксировал объяснение великого полководца? Если он тогда данную тему не считал важной, то нечего через 30 лет, в 1995 году, объявлять себя хранителем исторических свидетельств экстраординарного значения. А если он тогда объяснение Жукова считал важным, то следовало зафиксировать содержание беседы на бумаге и сдать на хранение в Военно-исторический отдел Генерального штаба.
И еще. Анфилов должен был Жукову сказать: вот я, военный историк, раскопал план Генерального штаба от 15 мая 1941 года, не исключено, что и после меня кто-то на него наткнется, посему, Георгий Константинович, вам бы следовало самому об этом рассказать в мемуарах, чтобы потом какой-нибудь проходимец, какой-нибудь кочегар с ледокола не вздумал бы извращать нашу славную историю.
Непонятно поведение и самого Жукова. Допустим, приходит в 1965 году к нему Светлишин, говорит про найденный план. За ним в том же году приходит Анфилов, говорит про тот же план. А Жуков как раз засел за мемуары. Как гражданин и патриот, Жуков должен был на такие разговоры реагировать. Жуков был просто обязан внести ясность, чтобы у потомков не осталось ни малейшей возможности превратно трактовать героическую историю Советского Союза. Даже не ссылаясь на документ, Жуков мог бы сказать что-то достаточно определенное: были у нас и другие варианты, и другие замыслы, но Сталин их отверг. Вот и все. Одно только предложение.
Но Жуков этого не сказал.
Из этого можно сделать только два вывода.
Первый. Жуков не заботился о чести своей Родины и своей армии. Он видел, что выплыл документ, который можно истолковать в крайне невыгодном для Советского Союза свете. Но Жуков не сделал решительно ничего для того, чтобы выбить козырный туз из рук будущих злопыхателей. Не сделал ничего, чтобы пресечь возможность для будущих противников коммунизма использовать сей вопиющий компромат в качестве разоблачительного материала и доказательства агрессивной сущности коммунизма вообще и сталинской диктатуры в частности.
Второй вывод. Ни Анфилов, ни Светлишин и никто другой в то время доступа к этому плану не имели и великого стратега расспросами на данную тему не беспокоили. Жуков был уверен в незыблемости
Первооткрывателями надо считать не Светлишина и Анфилова в конце 50-х и начале 60-х годов, а Волкогонова и Карпова в конце 80-х. Один о нем упомянул, а второй опубликовал почти полностью, не понимая, что это не подтверждение жуковской гениальности, а обвинение режиму. А когда хватились, было поздно.
Вот потому и были предприняты крайне неубедительные попытки объявить, что документ-то был, да только в действие не был приведен.
Вот потому и потребовались сольные выступления лжесвидетелей: а вот мне Жуков за чаем поведал... Правда, я тогда зафиксировать его слова не удосужился, но теперь-то припоминаю...
Интересно, что официальная пропаганда ссылается одновременно как на Светлишина, так и на Анфилова: оба говорили с Жуковым, оба в 1965 году, обоим он рассказал, что план был Сталиным отвергнут.
В основном рассказ двух великих исследователей совпадает, но в деталях не стыкуется. Они друг друга опровергают и разоблачают. Анфилову Жуков якобы сказал «мы не подписали», а Светлишину — «моя записка». Мелочь. Пустячок. Но смысловая разница огромна. В первом случае Жуков говорит о коллективном творчестве, во втором — называет себя единственным автором.
Светлишину Жуков якобы рассказал, что Сталин ему свое решение так и не сообщил, свое неудовольствие «разгневанный» Сталин передал через секретаря Поскребышева. А вот Анфилову тот же Жуков в том же году якобы рассказывал, что Сталин свое неудовольствие выразил лично. При этом «кипел» и «рычал».
Понимая, что разоблачить лжесвидетелей не составляет никакого труда, столпы отечественной идеологии обратились к мнению «большинства военных историков», которые и подтвердили: план был отвергнут Сталиным. А доказательство? Тут у них ответ готов: нет подписи Сталина!
Товарищи ученые, доценты с кандидатами, давайте вспомним одну простую вещь: все мероприятия, которые запланированы в документе Генерального штаба от 15 мая 1941 года, были выполнены.
1. В конце мая — начале июня было проведено скрытое отмобилизование войск под видом учебных сборов запаса. Дополнительно было призвано 813 тысяч резервистов. Из глубины страны их тайно перевезли в западные приграничные военные округа. За счет этого полки, бригады и дивизии в приграничных районах были доукомплектованы по штатам военного времени.
2. Под видом выезда в лагеря было проведено скрытое сосредоточение войск ближе к западной границе. Все армии, о которых идет речь в документе, были развернуты в глубине страны и тайно перебрасывались в районы, указанные в плане Генерального штаба от 15 мая 1941 года. Большая часть дивизий на 22 июня 1941 года находилась в движении — в эшелонах или походных колоннах. Помимо этого, к западным границам по железным дорогам перебрасывалось одновременно 47 000 вагонов воинских грузов.
3. Авиационные полки и дивизии из отдаленных военных округов тайно перебрасывались на полевые аэродромы вблизи границы. Там же был развернут авиационный тыл — сотни тысяч тонн авиационного топлива, бомб, патронов, снарядов, запасных частей, продовольствия и всего прочего.