Беру свои слова обратно
Шрифт:
И тут все так просто: зам. начальника отдела Генштаба Василевский виноват, и нарком обороны Тимошенко виноват, а начальник Генерального штаба Жуков не упомянут. Интересно, что требования генерала армии Павлова и других командующих приграничными округами занять оборону зафиксированы, а подобных требований Жукова никто никак найти не может. О чем же думал мозг армии и его гениальный, почти святой начальник?
Жуков думал о том, как бы отобрать у войск боеприпасы. И отдавал соответствующие приказы: в полках и дивизиях первого эшелона изъять патроны и снаряды. Чтобы на провокации не поддавались.
18 июня командующий Прибалтийским особым военным округом отдал приказ о повышении
Герой Советского Союза писатель Карпов так объясняет действия святого гения: «Начальник Генерального штаба Жуков, вопреки своему желанию и убеждению в необходимости привести армию в полную боевую готовность, был вынужден отдавать вот такие указания...» (В. Карпов. Маршал Жуков. Его соратники и противники в дни войны и мира. Литературная мозаика. М., 1992. С. 219).
И опять оправдание найдено: он был вынужден. А можно было бы выразить эту мысль еще проще: слюнтяй! Все, кто знал Жукова, единогласно утверждают: это был совершенно безвольный тип, слизняк, своего мнения не имел. Вот об этом Карпову следовало прямо и громко сказать.
Подписей Сталина под этими приказами нет. И нет никаких указаний на то, что Сталин требовал от Жукова такие приказы слать в войска. Но Сталин виноват.
Подписей наркома обороны Маршала Советского Союза С.К. Тимошенко под этими вредительскими шифровками тоже нет, как нет указаний, что он требовал от Жукова вопреки его совести и пониманию обстановки эту гадость писать. Но и Тимошенко виноват.
Под этими документами нет подписей наркома внутренних дел Берии и наркома государственной безопасности Меркулова. Но они виноваты.
Все, кто выполнял приказы Жукова, — тоже виноваты. А ведь они всего лишь хранили верность Военной присяге, ибо 23 февраля 1939 года дали клятву «беспрекословно выполнять все воинские уставы и приказы командиров, комиссаров и начальников». В июле 1941 года за выполнение приказов Жукова их беспощадно расстреливали, а сейчас столь же беспощадно высмеивают: глупенькие, до чего додумались, верность присяге хранили, ну разве не дуралеи!
И только один Жуков, подпись которого стоит под этими приказами, ни в чем не виноват.
Итак, Жуков понимал, что сейчас грянет война, но своими вредительскими распоряжениями запрещал армии готовиться к отпору врага. Жуков до самого последнего момента под угрозой смерти возбранял командующим приграничными округами и армиями делать хоть что-нибудь для подготовки к отражению гитлеровского нашествия.
А что Жуков мог сделать?
В том-то и дело, что ничего делать было не надо. Не было бы приказов Жукова, мудрые командующие войсками западных военных округов Павлов, Кирпонос и другие сами бы справились, сами отразили бы вторжение. Если бы только Жуков не вязал их цепями запретов.
Возражают: но ведь от Жукова требовали свыше!
Вот тут я вынужден не согласиться. Кто требовал? Сталин требовал? Тимошенко? Или Берия? Никаких следов сталинских требований защитникам Жукова пока найти не удалось. А преступные приказы Жукова — вот они, стопочками.
Но даже если Сталин и требовал, то и в этом случае ни один трибунал такое оправдание не смог бы считать убедительным. Если командир взвода поставил подпись под преступным приказом, то он и несет ответственность. И никого не интересует, приказывал устно ему ротный или не приказывал. Подпись твоя — ответь. Даже если бы
У Жукова было множество способов не делать того, что он считал вредным и пагубным.
Первое. Надо было требовать от наркома обороны маршала Тимошенко утверждающей подписи: я, Жуков, с такими решениями категорически не согласен, но в силу своего безволия вынужден их подписывать, хорошо, подпишу, но только после тебя, Семен Константинович.
Второе. Требовать утверждающей подписи Сталина: такие решения ведут страну, народ и армию к гибели, я, безвольный Жуков, подписываю, но только после вас, товарищ Сталин, и после наркома Тимошенко.
Третье. Можно было бы и волю проявить: вы настаиваете, вы и подписывайте, а меня увольте.
Чем рисковал Жуков? Карьерой? Жизнью?
Но допустим, что Сталин за непокорность отстранил Жукова от должности начальника Генерального штаба. Что же в этом плохого? Сам Жуков пишет, что эта должность не для него. Сам пишет, что не создан для штабной работы, что протестовал и отбивался, когда его на эту должность назначали. Коль так, вот тебе повод уйти: освободите, товарищ Сталин, не способен я с таким мудреным делом справиться! Да и для Генерального штаба было бы облегчение. Нет ничего страшнее, чем командир, который ненавидит свою работу и ясно понимает, что для нее не создан.
Выступая в редакции «Военно-исторического журнала» 13 августа 1966 года, Жуков дал оправдание своему поведению: «Кто захочет класть свою голову? Вот, допустим, я, Жуков, чувствуя нависшую над страной опасность, отдаю приказание: „Развернуть“. Сталину докладывают. На каком основании? На основании опасности. Ну-ка, Берия, возьми его к себе в подвал» («Огонек». 1989. No 25. С. 7).
Никто Жукову Берией и подвалом не угрожал, но осторожный стратег предвидел, что дело может принять и такой оборот, потому благоразумно молчал и покорно подписывал преступные приказы, с содержанием которых был якобы не согласен. Он вновь и вновь усердно подмахивал.
А ведь если он действительно предвидел, что вот сейчас нападут, то можно было бы и рискнуть — со Сталиным публично не согласиться, и пусть заберут к Берии в подвал. Нападет Гитлер, тогда благодарный народ вспомнит: да, был Георгий Константинович смелым человеком...
Жаль, не проявил стратег высокого героизма, потому защитникам Жукова приходится теперь доблестные подвиги стратега списывать из его мемуаров или сочинять самим.
А я тем временем вынужден обратиться к документу, под которым в Советском Союзе подписывался практически каждый гражданин мужского пола. Этот документ — Военная присяга. В июне 1941 года присяге изменил начальник Генерального штаба РККА генерал армии Г.К. Жуков. Он ведь тоже клялся защищать свою Родину «мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни». Мужество солдата — идти вперед под картечь да на вражьи штыки. Мужество начальника Генерального штаба — иметь свое мнение и отстаивать его. Чего бы это ни стоило. В первой половине 1941 года спасение десятков миллионов людей зависело от честности и принципиальности начальника Генерального штаба. И от его личной храбрости. Он мог спасти всех. Он понимал, что сейчас нападут, но ничего не делал для защиты своей Родины. Наоборот, он злонамеренно вредил. В его положении действия по защите Родины заключались в том, чтобы против преступных приказов выступить с достоинством и честью, как этого требовала присяга. По крайней мере сохранять нейтралитет в отношении своей Родины и своего народа, не подписывать самому вредительские директивы.