(Бес) Предел
Шрифт:
— Вы везете к себе домой незнакомого человека, чтобы накормить ужином?
— Точно.
— Вы больной.
— Определённо, — констатирую я, выезжая со двора.
Глава 4
С башкой у меня все же не лады, иначе как объяснить то, что я вернул в машину незнакомую девчонку и фактически насильно везу ее к себе домой. Домой! Туда, куда в принципе не ступает чужая нога. Бред. Что я вообще творю? Мне реально надо повышать планку и иди не к психологу, а психиатру. А лучше сразу в больничку.
— Как тебя зовут?
— В смысле?
— Считай, что мне не понравилось твое выдуманное имя. Давай попробуем настоящее, может приглянется.
— Маша, — не задумываясь отвечает она.
— Это не твое имя, что следующее в списке?
— Да откуда вам знать, что это не оно?! — кажется, в ее голосе появляются истерические нотки. Надо менять тактику.
— У меня хорошая интуиция. Просто скажи мне свое настоящее имя, мне же надо тебя как-то называть.
— Олеся. Нравится?
— Не очень. Ассоциация с Куприным и его «Олесей». Дура редкостная.
— Чего?
— Того. Героиня дура, герой еще хуже. Придурок, который вечерами будет вспоминать разве, что ее бусы. Жили бы себе вдвоем без венчания, нет ей в церковь понадобилось. Сходила называется, вот и получила. Сделали себе трагедию на ровном месте.
— Никакая она не дура. И вообще, у вас странное представление об этой повести. Вы как ее читали?!
— Глазами.
— Вы странный.
— И не говори. Олеся значит. Ну в принципе, верю. Пристегнись.
— Что?
— Пристегнись говорю.
Олеся берется за ремень, но вытянуть у нее его не получается. Насилует она его в течение минуты, до тех пор, пока мы не останавливаемся на светофоре. Дальше за дело взялся я, наклонился и все же пристегнул ремень. И тут я понял две вещи: во-первых, меня однозначно бесит ее капюшон, фактически скрывающий все лицо, а, во-вторых, едва уловимо, но от нее все же исходит запах сигарет, что бесит даже больше, чем то, что натянуто на голову.
— Зеленый горит, — едва мямлит Олеся.
— Это хорошо, что зеленый.
Всю дорогу никто из нас не проронил больше ни слова, а это на минуточку-сорок минут езды. Не знаю о чем думала Олеся, лично я представлял то, что буду делать дальше. Накормить-накормлю, это в какой-то момент мне показалось даже правильным. Мог бы подобрать бездомную собаку, в итоге подобрал девчонку. Это же тоже своего рода забота о ком-то. Хорошее дело, Марине бы точно понравилось. Когда я проехал через шлагбаум и свернул к домам, Олеся засуетилась и впервые повернулась ко мне лицом.
— Вы живете в частном доме?!
— Да. Какая разница где набивать желудок или тебя что-то смущает?
— Меня смущает все.
— Не смущайся. Хотел бы я сказать, что тебе не к лицу, но его плохо видно.
Девчонка ничего не говорит в ответ, отворачивается и опрокидывает голову на окно, кажется, еще больше натягивая на себя капюшон несоразмерной толстовки. Правда, когда я подъезжаю к дому и открываю ворота, она все же отрывается от окна и смотрит по сторонам.
— Это точно дом? Почему такие ворота?!
— Какие?
— Высокие… большие… да и страшные какие-то. Как через них перелезать?
— А зачем это делать?
— Ну… просто. Мало ли кто решит перелезть и травмируется.
— А не надо перелезать, мой дом-моя крепость. Выходи.
***
Не помню, когда в последний раз испытывал такое чувство, как любопытство и что еще более странно-интерес. Да, стоит признать, что мне просто интересно наблюдать за данным персонажем, а именно так я ее и расцениваю. Как будто я включил фильм и не знаю о чем он, догадываюсь только в общих чертах. Но точно не знаю, и в этом есть своя прелесть. Олеся скидывает кроссовки и оглядывается по сторонам. Вот только капюшон по-прежнему прикрывает лицо, что лишает меня возможности наконец-то рассмотреть ее лицо.
— Снимай кофту, неприлично ходить в верхней одежде по дому. А я так понимаю она у тебя и есть верхняя, взамен куртки или пальто.
Олеся нехотя скидывает капюшон и снимает с себя толстовку. А там самая настоящая беда. Если до этого я думал, что она худая, то я ошибся. Это кости, обтянутые кожей, и висящая на ней водолазка черного цвета только подчеркивает это. А лицо… в пору лить слезы. Господи, на улице мне казалось, что она смахивает на пацана, теперь даже не знаю. Единственное, что выглядит более-менее сносно на ее худющем лице-это глаза. Я бы даже сказал, что они красивые. Серого оттенка и такие… завораживающие что ли. Пожалуй, на таком худющем лице, светло-русые волосы, словно специально постриженные под нелепое каре, уже не кажутся такими ужасными.
— Чего? — грубо бросает она.
— Ты о чем?
— Чего вы меня так рассматриваете?
— Да вот думаю, стоит ли тебя скармливать своим доберманам. Так-то они у меня кости не любят, — не смог удержаться я. — Да шучу я, расслабься, у меня нет собак. Только ответь мне на один вопрос, желательно сразу правильно.
— Сначала вы на мой, — скрестив руки на груди, уверенно выдает она.
— Ну давай.
— Как вас зовут?
— Игорь.
— А теперь ты на мой. Сколько тебе лет?
— Шестнадцать.
— Я сказал правду.
— Семнадцать.
— Попытка номер три, или я беру твой рюкзак и достаю оттуда паспорт.
— Восемнадцать. Завтра исполняется.
— Значит правдивых ответов от тебя стоит ждать с третьего раза. Буду иметь в виду. Знаешь, сначала я принял тебя за подростка, а теперь понимаю, что это не так.
— Посмотрев на грудь? — резко выдает Олеся, на что у меня, к счастью, хватает сил не засмеяться в ответ. Где там хоть намек на нее.
— Нет, глаза у тебя как у взрослого человека.