Бес
Шрифт:
И смотрел… я знаю, как он на это смотрел, наслаждаясь. И как? Тебе понравилось, Саша? Понравилось видеть, во что и в кого ты меня превратил? Кем я стала из-за тебя, подонок? Ты мастурбировал, когда я рвала на себе волосы и одежду и проклинала тебя, желая тебе самой жестокой смерти, а потом ползала на коленях и умоляла унять мою боль, бросалась на прутья своей темницы? Помнишь, как когда-то ты обхватывал ладонью член и дергал по нему вверх и вниз, когда я голая извивалась за твоей клеткой и терлась о нее, пока ты не сатанел до такой степени, что брал прямо через нее, как голодное животное?
Но
Как же он изменился. Этот лоск, эта новая прическа и короткая ухоженная борода, безумно дорогие вещи – часы, запонки, а под ними лютый, страшный и уже заматеревший зверь, и я знаю, на что он способен. Я помню, как он рвал людей голыми руками. Вешал на крючья, как свиней, и выдергивал им кишки.
Кто знает тебя так же хорошо, как я, Саша? Мой Саша…мой предатель, мой палач, мой любимый.
Только одно осталось неизменно… несмотря на жгучую едкую ненависть, я все же до дикой дрожи была рада его видеть и жадно пожирала взглядом его лицо, голос, его запах всем своим изголодавшимся естеством. Потому что он – часть меня, потому что он в меня въелся молекулами ДНК моего умершего младенца. И это та связь, которую разорвет только смерть… и то не факт.
– Некоторые вещи остаются неизменными. Например, твой дорогой костюм и твоя прическа, твои часы…ничто не скроет, кто ты такой на самом деле, Саша.
Сделала несколько шагов к нему, глядя в жгучие темные глаза, испепеляющие меня насмешливым взглядом.
– Ты всегда любил все делать сам. Я думаю, ты придумал множество способов, как испортить и сломать меня. И я с замиранием сердца жду каждый из них. Здесь ведь так скучно.
***
– Скука – не самая худшая вещь, девочка. Она до предела честная. Впрочем, – я усмехнулся, думая о том, насколько она права. Я не просто придумал множество способов. Я пришёл к каждому из них опытным путём, – честность никогда не входила в сферу твоих интересов, так ведь?
И да, ей было не просто смертельно скучно…нет, она в полной мере ощутила на себе составляющие части этого предложения. Сначала – что означает слово "смертельно", когда она молила меня о собственной кончине. Сначала проклинала и желала мне самому сдохнуть, если я не дам дозу…да, я слышал её проклятья и чувствовал, как от меня методично, болезненно, с мясом отслаивается другая часть меня самого. Та, которая скалится окровавленной пастью её анафеме, отдиралась полыхающей бордовым пламенем плотью от той, что сгорала в агонии из-за неё.
Затем она начала просить меня о смерти. Выкрикивала, угрожала и унизительно ползала по полу клетки на четвереньках, умоляя прекратить ломку.
А после, когда мы оба поняли, что она выдерживает…что ей, нет, нам обоим удалось приглушить эту зависимость, победить эту тварь ценой её многодневных страданий, девочке стало не просто скучно в одиночестве своей тюрьмы без единого человека рядом, которому можно было бы сказать хотя бы пару слов. Это была дикая смесь из эмоций, которые появлялись на её лице, стоило услышать малейшее движение возле своей клетки…и каждый раз калейдоскоп завершался разочарованием. Она ждала меня. Моя маленькая лживая красивая сучка продолжала ждать меня, всматриваясь в эту сторону своей золотой клетки.
– Ты права. Ни одна одежда, ни один аксессуар, ничто не способно скрыть настоящее лицо человека. Как, впрочем, и ни одна маска. Рано или просто маски спадают, обнажая под своей прекрасной, но такой искусственной оболочкой, – не смог сдержаться от желания коснуться костяшками пальцев её нежной скулы, – обнажая самую уродливую, самую кровожадную свою суть.
И стиснул челюсти так, что показалось, раскрошатся зубы…чёёёёрт…сколько лет должно пройти, чтобы от прикосновения к этой дряни перестало вот так насквозь простреливать током всё тело?
– Ты представляла их, так? Все эти способы. Наверняка, представляла. Ты же так хорошо меня знаешь, – кажется, можно бесконечно долго вот так гладить её щёки, тонкие веки, осторожно дотрагиваясь до трепещущих кончиков длинных ресниц, – какой из них тебе понравился больше всего?
***
Конечно, он знал, что я лгу. О, мы прекрасно друг друга изучили, чтобы знать, куда бить больнее и чувствительней. Куда вонзить нож и в какую сторону провернуть. И в этом и был самый концентрат смертельного яда. Потому что я с каким-то унизительно триумфальным удовольствием видела, что ему не все равно. Ему больно, когда я бью…и это мои победы. Это мой личный кайф. Скорей всего, он меня убьет. Ведь ты привез меня сюда умирать, Саша? Верно? Этот остров – моя могила, и закапывать ты будешь медленно.
А еще я видела чисто мужской блеск в его глазах, тот самый, голодный, от которого у меня самой сводило жаждой все тело и превращало нас обоих в зверей, алчущих плоти друг друга. До исступленного сумасшествия.
Он с ним не справлялся, не мог подавить или спрятать за маской холодного безразличия и цинизма. Мой умный Саша, мой гений, мой бог сарказма и убийственных взглядов. Я восхищаюсь тобой так же сильно, как и желаю тебе корчиться от боли…И ведь ты будешь. Вместе со мной. Будешь и, подобно истинному психопату, ждешь своей порции, как и я. Обещаю, я сделаю все, чтобы ты иногда сгибался от нее пополам. В ту секунду, когда поняла, что тебе не все равно, я вынесла приговор и тебе. Мы ведь умрем здесь вместе, да, любимый?
Тронул мое лицо, и я дернулась от прикосновений его пальцев, от слабости все еще шумело в голове, и после ломки остался тремор в руках. И после его слов я задрожала уже по иной причине…по той самой, на которую он намекал каждым своим словом.
Перехватила его руку и поднесла к своему лицу, выискивая под тюремными татуировками старые шрамы…Когда-то он сбивал их о стены своей клетки, если я не приходила к нему. Нашла и провела по ним кончиками пальцев. А потом жадно поцеловала каждый из них, ввергая его в диссонанс вместе с собой. И тут же отшвырнула его руку, с вызовом глядя в черные глаза.