Бесчестье
Шрифт:
— Если вы не хотите меня видеть, я сразу уйду, — говорит он.
— Нет, — откликается Исаакс. — Присаживайтесь. Я тут посещаемость проверяю. Вы не против, если я сначала закончу?
— Пожалуйста.
На столе фотография в рамке. Оттуда, где он сидит, не видно, кто на ней изображен, но он знает и так: зеницы очей мистера Исаакса, Мелани и Дезире, и женщина, которая выносила их под сердцем.
— Итак, — произносит, закрывая журнал, мистер Исаакс. — Чему обязан удовольствием?
Он думал, что будет волноваться, но
— После того как Мелани подала жалобу, — говорит он. — университет провел официальное расследование. В результате я лишился места. Такова моя история, вам она, должно быть, известна.
Никакой реакции, Исаакс продолжает вопрошающе взирать на него.
— С тех пор я не у дел. Сегодня я проезжал через Джордж и подумал, что нужно бы задержаться здесь и поговорить с вами. Я помню, при последней нашей встрече мы были несколько... разгорячены. Но я решил, что все же стоит заглянуть к вам и рассказать, что у меня на душе.
Все сказанное до сих пор — правда. Он действительно хочет рассказать, что у него на душе. Вопрос только в том, что у него там, на душе.
В руках Исаакса дешевая шариковая ручка «бик». Исаакс поглаживает ее пальцами, переворачивает, поглаживает снова и снова, движениями скорее машинальными, чем нетерпеливыми.
Он продолжает:
— Вы знаете эту историю такой, какой она видится Мелани. Я хотел бы рассказать, если вы согласны меня выслушать, как я ее себе представляю.
Все началось без какого-либо умысла с моей стороны. Началось как приключение, одно из тех небольших нежданных приключений, которые выпадают мужчинам определенного сорта, выпадали и мне, позволяя держать себя в форме. Простите, что я так это излагаю. Я стараюсь быть искренним.
Однако в случае Мелани произошло нечто непредвиденное. Про себя я называю это огнем. Она зажгла во мне огонь.
Он замолкает. Ручка, продолжает свой танец. «Небольшое нежданное приключение. Мужчины определенного сорта». А мужчине, сидящему напротив него за столом, приключения выпадали? Чем дольше он глядит на Исаакса, тем сильнее сомневается в этом. Он не удивился бы, узнав, что Исаакс отправляет некую должность в церкви — дьякона или причетника, хотя, собственно, что такое причетник?
— Огонь... Что в нем замечательного? Если он гаснет, вы чиркаете спичкой и разжигаете новый. Так я привык думать. Между тем в давние времена люди поклонялись огню. Они бы крепко подумали, прежде чем позволить пламени умереть — пламени-богу. Такого вот рода пламя и зажгла во мне ваша дочь. Не настолько жаркое, чтобы я в нем сгорел, но настоящее — настоящий огонь.
Погоревший — горел — сгорел. Ручка замирает.
— Мистер Лури, — говорит с вымученной улыбкой, искривившей его лицо, отец девушки. — Я спрашиваю себя: чего, собственно, вы добиваетесь, придя в мою школу и рассказывая мне истории о...
— Простите, это недопустимо, я понимаю. Но я уже закончил. Это все, что я хотел вам сказать в свое оправдание. Как Мелани?
— У Мелани, раз уж вы спрашиваете, все хорошо. Она звонит нам каждую неделю. Мелани вернулась к учебе, ей дали на это особое разрешение — ну, вы знаете, с учетом всех обстоятельств. В свободное время она продолжает работать в театре, довольно успешно. Так что с Мелани все в порядке. А как с вами? Каковы ваши планы — теперь, когда вы больше не работаете по специальности?
— У меня тоже есть дочь, если вам это интересно. Она владеет фермой; я собираюсь проводить часть времени с ней, помогать по хозяйству. Кроме того, я должен закончить книгу, вернее, нечто вроде книги. Так или иначе, у меня есть чем заняться.
Он умолкает. Исаакс вглядывается в него с поражающим его выражением искренней заботливости.
— Да, — негромко произносит Исаакс, слова слетают с его губ подобно вздохам, — как пали сильные!
Пали? Что ж, падение было, тут не о чем и говорить. Но «сильные»? Применимо ль к нему это слово? Он привык считать себя человеком неприметным и становящимся чем дальше, тем неприметнее. Человеком с обочины истории.
— Возможно, — говорит он, — нам полезно время от времени падать. Пока мы не разбиваемся.
— Хорошо. Хорошо. Хорошо, — говорит Исаакс, все еще не сводя с него сосредоточенного взгляда. Впервые он примечает в лице Исаакса черты Мелани — в форме рта и губ. Повинуясь внезапному порыву, он тянется через стол, чтобы пожать этому человеку руку, но кончает тем, что гладит ее. Прохладная безволосая кожа.
— Мистер Лури, — говорит Исаакс, — есть ли еще что-нибудь, что вы хотели бы мне рассказать, помимо вашей с Мелани истории? Вы упоминали о том, что у вас нечто лежит на душе.
— На душе? Нет. Нет, я заехал в город, чтобы узнать, как Мелани. — Он встает. — Спасибо, что приняли меня, я вам очень признателен.
Он протягивает руку, на сей раз не испытывая смущения:
— Прощайте.
— Прощайте.
Он уже в дверях — практически в опустевшей к этому времени приемной, — когда Исаакс окликает его:
— Мистер Лури! Минуточку!
Он возвращается.
— Какие у вас планы на вечер?
— На сегодняшний? Я остановился в отеле. У меня нет планов.
— Приходите к нам перекусить. Приходите к обеду.
— Не думаю, что вашей жене это понравится.
— Возможно, нет. Возможно, да. Все равно приходите. Преломите с нами хлеб. Мы садимся за стол в семь. Позвольте я напишу вам адрес.
— В этом нет необходимости. Я уже побывал сегодня у вас, познакомился с вашей дочерью. Она-то меня сюда и направила.
Исаакс и бровью не ведет.
— Хорошо, — говорит он.
Дверь открывает сам Исаакс.
— Прошу, прошу, — говорит Исаакс и проводит его в гостиную. Никаких признаков ни жены, ни второй дочери.