Беседы о Книге Иова

Щедровицкий Дмитрий Владимирович

Последние строки этой жалобы как бы ставят точки над «i», изображая уже не отдельную судьбу, но черты целой эпохи:

Кому мне открыться сегодня?Бремя беды на плечах,И нет задушевного друга.Кому мне открыться сегодня?Зло наводнило землю,Нет ему ни конца, ни края.

Так от частных обвинений и жалоб, связанных с его собственной участью, автор переходит к панораме всеобщего бедствия, охватившего в ту пору Египет.

Жалобы египтянина связаны с мыслью о смерти. В Книге

Иова мы находим слова о том, что смерть желанна всем, кто тяжко страдает; там даже говорится, что есть люди, которые

... Вырыли бы ее охотнее, нежели клад,

Обрадовались бы до восторга, восхитились бы, что нашли гроб... (Иов. 3, 21-22)

Смерть, которой большинство людей страшится, для мучительно бедствующих является настоящим сокровищем. И примерно в таком же духе, даже в похожих выражениях, рассуждает о смерти египтянин:

Мне смерть представляется нынеИсцеленьем больного,Исходом из плена страданья.Мне смерть представляется нынеБлаговонною миррой,Сиденьем в тени паруса, полного ветром.

Действительно, в жаркой Нильской долине, особенно летом, нет большего блаженства, чем плыть под парусом на весельном корабле и наслаждаться освежающим ветром.

Мне смерть представляется нынеЛотоса благоуханьем,Безмятежностью на берегу опьяненья.<...>Мне смерть представляется нынеДомом роднымПосле долгих лет заточенья.

Приведенные слова являются, может быть, первой записью тех гностических воззрений, которые получили развитие именно на земле Египта еще в дохристианскую эпоху и содержат ту мысль, что жизнь земная на самом деле есть смерть, а смерть есть жизнь. В позднейшей греческой передаче этой мысли имеет место игра слов: «сома» («тело») есть «сэма» («могила»). Бессмертная душа, будучи уловлена в земные сети, находится как бы в могиле: она заключена в тело, как в гроб или темницу. А потому исход души из тела есть возвращение в высший мир, полное радости и счастья.

Последнее, о чем «разочарованный» сообщает своей душе, – это обетование загробного блаженства; подобного нет в Книге Иова. Египетский страдалец, испивший полную чашу бед и мучений, вдруг духовно прозревает, начинает «воспринимать сигналы» из иного мира и утверждать, что смерть не только представляется ему чем-то блаженным, но таковой и является.

Воистину, кто перейдет в загробное царство —Будет живым божеством,Творящим возмездье за зло.Воистину, кто перейдет в загробное царство —Будет в ладье солнечной плыть,Изливая оттуда благодать, угодную храму.Воистину, кто перейдет в загробное царство —Будет в числе мудрецов, без помехиГоворящих с божественным Ра.

Казалось бы, такие слова, описывающие радости загробной жизни, расходятся с содержанием Книги Иова; но при ближайшем рассмотрении и здесь обнаруживается некое сходство. В Книге Иова также есть определенный намек на подобное мировоззрение. Несмотря на то, что многие исследователи отвергают правомерность перевода, представленного в Синодальном тексте, всё же воспользуемся им:

А

я знаю, Искупитель мой жив, и Он в последний день восставит из праха распадающуюся кожу мою сию, И я во плоти моей узрю Бога.

Я узрю Его сам; мои глаза, не глаза другого, увидят Его. Истаивает сердце мое в груди моей! (Иов. 19, 25-27)

Сравним с оригиналом. В буквальном переводе начало текста звучит примерно так: «А я узнал: мой Избавитель жив, и последним над прахом Он восстанет. И после того, как эту мою кожу обдерут, из плоти моей я буду созерцать Бога». Как видим, в древнееврейском тексте явственно присутствует утверждение о бессмертии духа и посмертном Богообщении.

Они и вправду похожи – надежда «разочарованного» на беседы с божеством Ра и надежда Иова на непосредственное, лицом к лицу, общение с Богом после смерти («в последний день»).

Таким образом, между тремя упомянутыми произведениями – входящей в Священное Писание Книгой Иова, прекрасным творением Древнего Междуречья «Вавилонская теодицея» и египетской поэмой высокого звучания «Спор разочарованного со своей душой» – наблюдается немало общего. А главное – приведенные параллели с ясностью свидетельствуют, что Книга Иова вполне могла быть создана в первой половине II тысячелетия до н. э., поскольку она входит в круг литературы того времени о невинных страдальцах.

Чем же так привлекательна Книга Иова для людей самых разных регионов, народов и культур, как живших в древности, так и читающих ее в наши дни? Не только тем, что она поднимает важнейшие вопросы бытия; и не только тем, что ее автор старается ответить на эти вопросы очень многогранно, без конфессиональной узости, без шор на глазах, что он с величайшей смелостью дает простор любым порывам мысли, любым решениям, нередко высказывая взаимно несовместимые точки зрения. Есть в мире и другие книги, обладающие подобными качествами: это, например, произведения древнегреческой философии, религиозные трактаты и поэмы древней Индии и т. д. Книга Иова отличается от всех них тем, что в ней острейшие, важнейшие для человека вопросы поставлены и ответы на них востребованы «на краю бездны» – на тонкой границе между бытием и небытием, благочестием и кощунством, на грани самой физической возможности диалога; вопросы задаются непосредственно перед лицом смерти и таких страданий, которые способны лишить человека самого дара мышления.

Если мы сравним трагический диалог Иова и его друзей с теми беседами, которые велись греческими или индийскими мудрецами, иногда, быть может, относительно того же самого круга вопросов, то увидим огромную, вопиющую разницу. Вспомним беседы между греческими мыслителями – скажем, между Платоном и его последователями. Где они проходили? На лоне природы, среди прекрасных зданий, в спокойной, радостной обстановке. Собственно, так и должны вестись философские беседы. И греческие мудрецы немало сделали, чтобы создать подобную атмосферу для своих встреч. Точно так же, собираясь на берегу Ганга или Инда, беседовали между собой индийские мудрецы: от всего отрешась, сидели они на траве, возжигали благовонные курения, вкушали жертвенную пищу, пили опьяняющий священный напиток – сому и рассуждали о жизни и смерти.

Как же проходит разговор на те же темы у Иова с его друзьями? Диалог ведется в крайне напряженной, трагичной обстановке, перед лицом невыносимых страданий величайшего мудреца, который не просто равен по духовному разумению своим собратьям, но и превосходит их. Друзья вынуждены взирать на его муки, от которых не могут его избавить. И эти муки являются живым и ярким опровержением всех их философских построений. Они собрались не только с целью утешить своего собрата по мудрости, а может быть, и по власти (мы далее рассмотрим возможность того, что они также являются правителями целых стран или областей) – они собрались, чтобы постигать в беспросветной тьме человеческой жизни, в безнадежном мраке страданий глубочайшие тайны бытия.