Беседы о лесе
Шрифт:
Нелегок труд лесоводов — первопроходцев тайги. Новые предприятия лесного хозяйства создаются прямо в лесу, на охотничьих заимках, задолго до того, как там появляются строители и лесорубы. Высаженные вертолетами лесные десанты приступают к строительству производственных и жилых помещений, разрубке просек и лесоустройству своих новых владений. Строители БАМа, например, были немало удивлены, встретив в, казалось бы, нехоженой тайге людей в форменных мундирах лесной охраны. Они появились здесь за много месяцев до того, как сквозь тайгу пролегли первые изыскательские визиры. Современная организация лесной службы в зоне строительства дороги предотвратила многие лесонарушения и облегчила работу строителей. Лесники стали их проводниками и добрыми
Лес — организм живой, саморегулирующийся. Пока он взрослый и не эксплуатируется, хлопот с ним немного: охраняй от пожаров и болезней — и все. Иное дело лес молодой. После вырубки спелых деревьев на лесосеках надо посадить крохотные древесные саженцы, затем на протяжении многих десятилетий оберегать их от зарастания малоценными деревьями и кустарниками. А когда они поднимутся, то становятся особенно чувствительны к болезням и лесным пожарам.
Таким образом, каждый гектар вырубленного древостоя — это дополнительные работы по ведению лесного хозяйства, причем работы дорогие и трудоемкие. Не случайно лесоводы говорят, что взрослый лес — это молодые посадки плюс столетние расходы на их содержание. В связи с этим они всегда заинтересованы в том, чтобы вырубок было меньше, а нужды в древесине удовлетворялись более полным ее использованием. Начинаться экономия должна в лесу, на месте рубки, и заканчиваться на деревоперерабатывающих предприятиях.
Экономисты по-разному оценивают потери леса при лесозаготовках, вывозке древесины и ее переработке. Одни называют 25 процентов, другие — ни много ни мало 75. Не будем уточнять эти данные. Если пропадает 25 процентов, то, значит, полмиллиона гектаров леса ежегодно вырубается напрасно, если 75 — таких безвременно погибших лесов оказывается 1,5 миллиона гектаров. Затраты на восстановление этих миллионов ложатся тяжелым и неоправданным бременем на государственный бюджет, на бюджет каждой семьи в конечном итоге. Общество, не утруждающее себя заботами о сохранности лесов, сильно прогадывает на расходах, связанных с их восстановлением.
Нельзя забывать и о морально-нравственной грани проблемы культурного и рачительного отношения к лесу, входящей в общий круг взаимоотношений человека и живой природы. Оставленная и гниющая в лесу древесина, топляк обмелевшей реки, захламленные лесосеки, свидетельствуя о бесхозяйственности, служат дурным примером для тех, кто попадает в лес, поощряют распущенность и наплевательское отношение к государственному добру. И воспитанные на таких примерах, они жгут костры где попало, рубят кедр, чтобы всего лишь собрать шишки, не щадят молодые деревья, кусты, не берегут красоты леса. Этого наверняка не случится, если лес всегда будет ухоженным и по-хозяйски сбереженным. Почему же так часто встречаются в лесу завалы из поломанных, растоптанных тракторами деревьев? Отчего еще многие таежные вырубки захламлены брошенной, так называемой «низкосортной», древесиной?
Действительно, в стране пока недостаточно производственных мощностей по деревопереработке. Поэтому иногда нерентабельно брать плохие деревья, так как их все равно не удастся пустить в дело.
Не все в порядке и в части размещения деревоперерабатывающих предприятий, например, лесопильных заводов. Более половины их мелкие или находятся в распоряжении неспециализированных предприятий: строительных управлений, колхозов, промкомбинатов и т. д. При лесопилении владельцы таких лесопилок интересуются только доской, а в кубометре круглого леса на ее долю приходится лишь 65 процентов древесины. Остальная — «отходы»: рейки, горбыли. Для целлюлозно-бумажной промышленности эти отходы прекрасное сырье. В них почти нет сучков, волокна в них длинные и прочные, и бумага получается лучше, чем из обычных балансов. Но мелким потребителям возиться с «отходами» накладно, и те попадают в топки котельных, а не на склады ЦБК.
Казалось бы, прямой резон сконцентрировать производство лесопиления в крупных предприятиях Минлеспрома СССР и Министерства целлюлозно-бумажной промышленности. Получились бы и доски и сырье для бумаги, картона, древесных плит. Однако объединение мелких заводов идет крайне медленно.
И наконец, сами лесозаготовки. Во время рубки некоторые мастера умышленно обходят «дешевый» лиственный лес и норовят взять только дорогие бревна сосны, кедра, ели. Это дает и прибыль, и премии, а иногда и славу расторопному руководителю.
Значит, первопричина бесхозяйственного отношения к лесу не столько в нехватке производственных мощностей по деревопереработке, на что так любят иногда ссылаться нерадивые хозяйственники, сколько в глубоко укоренившемся потребительском взгляде на лес: брать из него то, что полегче, то, что нужно сегодня, и портить то, что может пригодиться завтра. Именно об этом говорил Л. И. Брежнев: «Главное зло в том, что есть люди, занимающие подчас ответственные посты, но с психологией не революционеров, не патриотов, а лавочников и маклеров. Им наплевать на природу, на будущее страны. Такие люди есть. Огромное зло — смотреть на деятельность таких работников сквозь пальцы, как бы не понимая, что они преступники перед людьми и государством».
Всем этим недостаткам, конечно же, придет конец; залогом тому в значительной мере является новый лесной закон, принятый в июне 1977 года. Он не только закрепляет достижения, которые уже произошли в лесном хозяйстве страны, но и дает четкое направление политике хозяйствования в лесах на будущее. Касается он как вопросов лесопользования, так и восстановления лесных богатств. Государство исходит при этом из технических и экономических возможностей народного хозяйства. При той индустриальной мощи, которой оно достигло, и огромном размахе строительства лес требует большой заботы по восстановлению и искусственному улучшению. Но в многолесной зоне, пожалуй, одна из главнейших задач лесоводов заключается в бережливом отношении к имеющимся лесным ресурсам. На первом плане здесь должно быть установление способов рубки леса, надзор за соблюдением порядка лесозаготовок, контроль за рациональным использованием срубленных деревьев.
Деревья живут долго. В природе можно встретить поистине патриархов растительного царства, появившихся на свет несколько тысячелетий назад. Большинство из них — представители южных лесов: мамонтово дерево, баобабы, секвойи, пальмы. Северные породы не так долго живут, но и здесь встречаются столетние великаны. В Подмосковье не редкость дубы, возраст которых 500–600 лет. При бережном обращении они в состоянии еще прожить несколько веков. До 500 лет растет ель. Огромные 300-летние сосны часто можно увидеть в северных областях страны.
Однако выращивать лес такого почтенного возраста для хозяйственных нужд невыгодно. В старости он плохо растет, болеет и почти не дает прибавку урожая древесины. У лиственных — осины и березы — спелость наступает в 50–70 лет, когда начинает замедляться рост деревьев. Для хвойных: сосны, пихты, лиственницы — он наступает в 200, а иногда и более лет на Крайнем Севере и в 80–100 лет в центральных таежных и лесостепных районах. Это и определяет в основном момент промышленной рубки лесов.
В местах, предназначенных для отдыха, а также на участках, расположенных вдоль рек, дорог, лес вырубается на 20–40 лет позже, а отдельные наиболее живописные рощи сохраняют до их естественной смерти.