Беседы о научной фантастике
Шрифт:
Лишь после того, как завершилась пятилетка, фантастика начала медленно восстанавливаться, появились и новые авторы — А. Казанцев («Пылающий остров»), Ю. Долгушин («Генератор чудес»). Самым же заметным тогда был Г. Адамов («Тайна двух океанов», «Победители недр»). Так и назовем этот период — «Победители недр».
Фантастика возродилась ц в ней появилось новое качество. В фантастике 20–х годов был некоторый налет маниловщины, неосновательной мечтательности. Очень уж легко получалось там самое невероятное. Припомните Беляева. По страницам его повестей шествуют гениальные одиночки: профессор Доуэль, сохранивший
Но мог ли читатель 30–х годов, прошедший через трудности первой пятилетки, отлично знавший, как достались заводы в Магнитогорске или Новокузнецке, или же одна гидростанция на Днепре, поверить всерьез, что какой-то иностранец тайком на территории Якутии сумеет построить подземный город с энергетической установкой, способной всосать воздух всей Земли? Тайком, и в Якутии! Сказка.
143
И фантастика 30–х годов рассказывает о технике всерьез, уважительно и основательно. Даже и сам Беляев начинает писать так — с длинными научно — техническими главами («Прыжок в ничто»). Роману это, правда, пошло не на пользу, получалось тяжеловесно и скучновато.
С 1941 по 1943 года в фантастике перерыв. Не до того! Судьба Родины решалась на полях сражений, ни сил, ни бумаги нельзя было тратить на мечты об отдаленном. Но как только дело пошло к победе, даже до окончания боев, начала появляться и фантастика. Открыл этот период И. Ефремов своими романтическими рассказами о геологах и моряках. А затем появились и новые авторы, самые характерные — В. Немцов и В. Охотников («На грани возможного»). Назовем послевоенный период фантастики — «На грани возможного».
Период оказался трудным для фантастики. Мечта хочет крыльев, размаха, взлета. Но в те годы считалось, что на будущее намечен пятилетний план, есть великие стройки, зачем же еще фантазировать сверх пятилетки? Писатели спрашивали в ту пору: в каком институте разрабатывается проект, который он описывает? В. Охотников сам был изобретателем, он и писал о своих изобретениях. Критики настойчиво твердили, что наша фантастика должна быть земной, а космическая зарубежная уводит читателя от насущных проблем. И это говорилось тогда, когда космические наши корабли уже проектировались в институтах.
Сейчас, когда «ближняя» фантастика давно уже повергнута «дальней», не скажешь, что она вообще не нужна. Конечно, об изобретательстве и рационализаторстве тоже надо писать. Больше того, «ближнюю» фантастику писать труднее. Далекое увлекательно и романтично само по себе, а в будничном труде надо еще раскрыть романтику.
По нашей стране прошелся тяжелый каток войны. Города лежали в развалинах, восстанавливать надо было довоенный уровень. Естественно, при этом думалось больше о сегодняшнем.
Наверное, вы не раз слышали слова: «Бытие определяет сознание». Бытие меняется раньше, сознание потом. Тем более в литературе процесс этот занимает не один год. Сначала меняется обстановка, потом литераторы осознают ее, потом изображают, причем не сразу же издается написанное. Так было и во второй половине 50–х
Дорога в космос открылась — ив фантастике, и в жизни. В литературу пришла способная молодежь — братья Стругацкие, А. Днепров, А. Полещук, В. Савченко, В. Журавлева и Г. Альтов, А. Громова, несколько позже И. Варшавский, С. Гансовский, Д. Биленкин, К. Булычев и другие, чьи имена упоминались выше при странствии по Стране Фантазий.
«Падает вверх» — предложил бы я назвать тот жизнерадостный период, по названию романа А. Подещука. Такое настроение было в фантастике: в космос мы вышли, идет стремительный взлет, все возможно, все осуществимо. Пожалуй, ярче всего это настроение выражено в произведении братьев Стругацких «Понедельник начинается в субботу» (1965) — развеселой «сказке для младших научных работников».
Но, как бы вступая в спор сами с собой, тогда же одновременно братья Стругацкие выпустили роман «Трудно быть богом». Нет, словно говорят авторы, не «падает вверх», не растет само собой, не творятся чудеса. На самом деле сложно все и противоречиво
«Трудно быть богом» — так и назвал бы я очередной этап фантастики. А начал его несколько раньше ленинградский писатель Геннадий Гор, автор философского романа «Докучливый собеседник» о скучном роботе. До той поры шел в науке спор, возможны ли вообще умные машины, «выйдет или не выйдет?». Г. Гор перевел спор в иную плоскость: «Хорошо ли будет, если выйдет? Стоит ли стараться?».
Спор в фантастике шел активно, книг выходило все больше, пик пришелся па 1965–1967 гг. Потом фантастика сникла, уменьшилась количественно да и качественно изменилась, утратила свой вселенский размах. Казалось, читатели устали от грандиозных космических планов, героических полетов на край Вселенной. Самым характерным да и одним из самых популярных в эту эпоху оказался Кир
Булычев, мы о нем говорили выше, автор милых юмористических рассказов и повестей о маленьком городке Великом Гусляре, серии «Девочка в космосе», сборника «Люди как люди». Фантастика фантастикой, а люди везде остаются людьми — основная идея произведений. И период этот в фантастике можно назвать «Люди как люди».
Другие авторы, пришедшие в фантастику в конце. 50–х — начале 60–х годов, продолжали работать в избранном направлении. С. Гансовский, как и в «Дне гнева», писал о необходимости защищать природу и человека от равнодушной техники и равнодушно — эгоистических ученых («Три шага к опасности» и др.). С. Снегов продвигал своих героев все глубже в пространство и время многомерного мира. О. Ларионова писала о любви, которая важнее всего на свете, важнее всех глобальных и планетарных ученых затей (например, «Сказка королей»).