Беседы
Шрифт:
Заодно Грушевский и Винниченко потребовали создать украинскую национальную армию. Сегодня по неграмотности многие считают, что, не будь Октябрьской революции, русские через месяц-другой вошли бы в Берлин. Но документы — и опубликованные, и неопубликованные — свидетельствуют о том, что зимой 1916–1917 гг. в нашей армии уже не было лошадей и фуража, не хватало продовольствия, боеприпасов, солдаты остались без сапог и валенок. В этот самый момент (апрель 1917 г.) Центральная рада выдвинула требование о выделении отдельных частей и придании им статуса украинских.
Еще один герой демократов — Корнилов, — до того как поднять мятеж против законной власти, дал добро на формирование украинских частей. Представьте: идет война —
Если бы сейчас провели референдум в бывших союзных республиках, голову даю на отсечение, результат поразил бы националистов. Народы поняли, насколько лучше было в составе Советского Союза. Почему Германия добивалась и добилась объединения, почему Вьетнам добивался и добился объединения, почему две части Кореи пытаются воссоединиться, несмотря на столь глубокие различия? И почему мы ничего не делаем для объединения? Достаточно вспомнить союз с Беларусью. Зачем нужно делать вид, что мы его все еще создаем?
— Действительно, почему так получается? Чьи интересы здесь замешаны?
— Те, кто добивался распада Советского Союза, не заинтересованы в объединении России и Беларуси — тут же пойдут процессы воссоединения. Казахи вынужденно вышли из Советского Союза, половина Украины сегодня готова вернуться. А если вернется Восточная и Южная Украина, то и Надднепровье вернется. Ну, Львовская область и две-три соседних провозгласят, как Косово, свою независимость — и на здоровье. Все равно они никогда не смогут создать экономику, которая позволит им быть действительно независимыми.
— Вы не преувеличиваете их желание вернуться?
— Имея возможность выбирать между плохим и хорошим, человек никогда не выберет плохое. А плохое — это жизнь в независимой Украине. Большинство населения не желает идти за захидниками (западниками), как они говорят.
— Почему тогда за захидников такая сила?
— Не у них сила, а у той системы, которая держит у власти людей, не желающих воссоединения.
— И что это за система?
— Так называемая демократическая.
— Может быть, из этой паутины не выбраться?
— Да нет, выбраться можно. Когда Медведев сказал, что нам не годится парламентская республика, я его поддержал. Ему бы нужно было привести пример Англии, страны классического парламентаризма. В 1215 г., когда к нам татаро-монголы еще только собирались, английские бароны вырвали у короля Великую хартию вольностей — и спустя полвека в стране появилось подобие парламента. По-настоящему Соединенное Королевство стало парламентской республикой во времена наполеоновских войн — король оказался душевнобольным, и парламент вынужден был решать все вопросы без учета его мнения. 600 лет потребовалось, чтобы демократия создала самое себя, сформировалась, утвердилась, вросла в жизнь каждого человека. А мы хотим провести реформы подобного рода сверху. Но это Салтыков-Щедрин описывал в «Истории одного города». Не делаются такие вещи сверху. Сталин отлично понимал, что нельзя приказать стать демократами. Его Конституция 1936 г. шилась, так сказать, на вырост, на много поколений вперед, чтобы люди постепенно привыкали отвечать за себя и за свою жизнь. При советской власти в каждой деревне были уличные комитеты, которые следили за чистотой и порядком, т. е. учились самоуправлению. Без этого не будет никакой демократии. Нам вот это-то и требуется — учиться демократии с самого низа, и продлится такая учеба долго, может быть лет триста. Настоящая демократия — это горизонтальный раздел власти.
— Способствует ли этому процессу нынешнее руководство России?
— Оно пока движется в противоположном направлении — утверждает вертикаль власти, т. е. власть чиновников. А власть чиновников — это коррупция, мздоимство, казнокрадство, о которых так много говорят. Ведь сколько раз уже отмечалось, что сегодня гражданских чиновников в России во много раз больше, чем было в СССР гражданских и партийных вместе взятых. Сократите для начала количество чиновников в 10 раз — и жизнь людей станет проще. Более того, лишите чиновника права принимать решения — пусть поступает согласно букве закона. А если он нарушил закон, его снимают и лишают пенсии государственного служащего. Сразу все встанет на места.
— Когда-нибудь так было на Руси?
— Нечто подобное намечалось в 1989–1991 гг. Все погубил «липовый» путч. Я в то время был членом президиума Краснопресненского райсовета и сам проверил наличие боеприпасов у танков, которые стояли у здания ТАСС. Ни одного снаряда, ни одного патрона для пулеметов у них не было. У солдат не было патронов в рожках автоматов — им приказали выйти без боеприпасов. Скажите, как возможен военный путч, если армии нечем стрелять? Белый дом никто не охранял, все двери были открыты. Я беспрепятственно вошел и ходил по всем этажам, было пусто, некого было оборонять. Только на самом верхнем этаже демократы ксерокопировали листовки.
Вот тогда мы все и порушили, вытоптали первые ростки демократии, которые надо было холить и лелеять, растить один урожай за другим. Поэтому сколько бы сегодня ни говорили о демократии, она в одночасье не появится, тем более пока будет существовать чиновничья вертикаль власти.
— Но если путч «липовый», в чем тогда был смысл игры? Кто играл, во что играли и для чего?
— Для того чтобы не было никакой демократии, во-первых, и, во-вторых, хотели разрушить Советский Союз. Формально в августе 1991 г. он еще существовал, хотя Горбачев уже выкинул белое полотенце и уже было известно, что готовится Содружество Независимых Государств, или Союз Суверенных Государств, как он первоначально назывался. Рушили, чтобы разрушить, нужен был предлог, и такой предлог нашли: имитация военного переворота, именно имитация, потому что всерьез никто ничего не делал. Все это происходило при полном непротивлении Горбачева — он, видимо, с радостью избавился от тяжелой шапки Мономаха, носить которую он был не в состоянии.
— А кто конкретно планировал этот псевдопутч?
— О силах, которые стояли за Кравчуком, Ельциным и Шушкевичем, мы при нашей жизни не узнаем, слишком велика тайна сия. И если ее раскрыть, нужно будет делать какие-то оргвыводы, как раньше говорили. Никто на это не пойдет. Точно так же мы никогда не узнаем точное число расстрелянных в октябре 1993 г. Я сам видел, как десантники в камуфляжной форме выводили людей, ставили к стенке и расстреливали на глазах у толпы. Зеваки, открыв рот, с наслаждением созерцали это кровавое зрелище. Может быть, наши дети или внуки узнают правду.