Бесконечная война
Шрифт:
Во-первых, распад Советского Союза – это уже неопровержимый и необратимый факт. Крах СССР не могли предвидеть ни в Вашингтоне, ни в Исламабаде, ни в Эр-Рияде, ни в Москве. На месте СССР вдоль северной афганской границы появились три бывшие советские, а ныне независимые республики: Туркменистан, Узбекистан и Таджикистан. Еще две республики, вышедшие из чрева СССР, расположены чуть дальше к северу: Казахстан и Киргизия. Правящие круги этих стран говорят на русском языке и придерживаются современных взглядов (в рамках той современности, что была привнесена в Азию советской властью). Они поддерживают идею светского государства, хотя долгое время – в советский период – им приходилось руководить населением, которое в подавляющей массе следовало исламу. Они не демократы, но связывают свои надежды на будущее с Западом, в первую очередь с Соединенными Штатами Америки. Они мечтают о притоке американских капиталов. В
Все эти республики – за исключением Туркменистана, возглавляемого Сапармурадом Ниязовым, – довольно быстро приходят к единодушному вместе с Москвой мнению, что необходимо бороться с угрозой, исходящей от афганской границы. Да, в тот период Россия – с Ельциным на месте президента, Черномырдиным – премьером и Козыревым – министром иностранных дел, которые лишены какого-либо представления о национальных интересах России, – была не в состоянии проводить никакой внешней политики в данном регионе. Но под давлением бывших братских республик, неспособных в одиночку противостоять возможным угрозам, Кремль приходит к выводу о необходимости создания системы коллективной безопасности. Формируются коллективные вооруженные силы в 25 тыс. человек (большинство – российские военнослужащие) для охраны таджико-афганской границы.
Однако каждая из этих вновь образованных республик вынуждена в первую очередь заниматься своими внутренними проблемами, связанными с переходным периодом в экономике и вхождением во власть новых правящих элит. Этим объясняется отсутствие серьезных политических и дипломатических инициатив, не говоря уже о военных мерах для оказания влияния на развитие ситуации в Афганистане. В то же самое время каждая из этих республик прекрасно понимает, что раздираемый войной Афганистан является препятствием для развития торговли с востоком, для выхода на обширные рынки Пакистана, Индии и стран Юго-Восточной Азии. Несмотря на свое горячее желание прорваться в сферу влияния доллара, бывшие советские республики Средней Азии, вопреки своим мечтам, вынуждены опираться на Россию, которая сама находится в кризисе без перспектив на будущее. Россию нерадивую и бестолковую, которая зачастую предстает для бывших братских республик конкурентом в «гонке на Запад», а не в качестве внушающего страх центра притяжения с целью воссоздания прежнего Советского Союза. Лишенные своих выходов к морям, бывшие советские среднеазиатские республики вынуждены использовать далекие российские порты в то время, как совсем недалеко от них Индийский океан.
Стремления у всех государств, расположенных вокруг Афганистана, надо сказать, отличаются взаимностью. Первыми подали сигнал к сотрудничеству пакистанцы, установившие тесные контакты с бывшими республиками СССР, которые были заинтересованы в скорейшем открытии наземных торговых путей через афганскую территорию. Символический эпизод, с которого мы начали книгу, о караване с товарами, «отбитом талибами у бандитов», иллюстрирует намерение Исламабада предстать перед бывшими советскими азиатскими республиками в роли покровителя торговых связей и гаранта их безопасности. Жест более чем уместный, особенно в тот момент, когда Тегеран – с молчаливого одобрения Москвы – начинает подписывать ряд транзитных договоров с большинством стран СНГ. Таким образом, вырисовывается альтернативный торговый маршрут из Средней Азии через Иран (порт Бандар Аббаз) в Индию, то есть на тот рынок, который еще помнит давние традиции индийско-советского экономического сотрудничества.
Этот альтернативный маршрут вызывает крайнюю обеспокоенность в ведущих западных странах, прежде всего в США, для которых Иран все еще враг номер 1. Позволить Ирану овладеть торговыми путями в Среднюю Азию и из нее представляло бы угрозу негативных и даже опасных последствий по всем направлениям: уменьшение американского влияния на СНГ; возможность установления Ираном контроля над нефтяными потоками с месторождений Каспия до западных потребителей; сужение пространства для политического маневра, как в отношении Индии, так и в отношении России (что вполне устроило бы Тегеран). При желании список неприятностей можно было бы продолжить. Для Вашингтона такой поворот событий означал бы полное стратегическое поражение.
Для Саудовской Аравии это также был бы чувствительный удар. Иран уже на протяжении ряда лет претендовал на роль лидера в исламском мире. Одной из причин, по которым Саудовская Аравия начала помогать джихаду моджахедов, стала необходимость поправить в глазах миллионов мусульман во всем мире свой авторитет, пошатнувшийся из-за союза с неверными американцами. Надежды в 80-е гг. противопоставить шиитскому Ирану исламский фундаменталистский режим суннитского толка, финансируемый из Эр-Рияда, похоронен под развалинами Кабула. А Ирану, казалось, ничто не мешало погреть руки на транзите новой нефти, которая скоро должна была хлынуть мощным потоком из каспийских месторождений. Такая перспектива еще больше сплотила США и Саудовскую Аравию в их противостоянии с Ираном.
Третья сторона, которая могла бы пострадать от возвышения Ирана, – Пакистан. Тому было много причин, но остановимся на той, о которой на сегодняшний день едва упоминают и которая заслуживает самого подробного рассмотрения. Это контроль над производством и сбытом наркотиков, в частности опиума, то есть героина.
По данным, которые приводит в своей книге «Талибан. Ислам, нефть и новая Большая Игра в Центральной Азии» Ахмед Рашид (Taliban. Islam, Oil and the New Great Game in Central Asia. London 2000), в период с 1992 по 1995 г. в Афганистане ежегодно производилось от 220 до 240 тонн опиума. В этот период Афганистан мог наравне с Бирмой претендовать на первое место в мире по объему производства опиума-сырца. Чтобы составить представление о доходах от этого бизнеса, необходимо иметь в виду, что крестьянин, который выращивает опийный мак, получает менее 1 процента из общей прибыли (согласно исследованиям UNDCP – Программы ООН по борьбе с наркотиками). Еще 2,5 процента остаются в Афганистане или в Пакистане в руках первых посредников – перекупщиков товара. Еще 5 процентов распределяется на всем маршруте доставки героина на западные рынки. Остальные 91,5 процента получают наркоторговцы именно на этих рынках, где сосредоточена организованная преступность всего цивилизованного мира.
Чему равен 1 процент, остающийся в карманах почти миллионного афганского сельского населения? По данным UNDCP, порядка 100 млн долларов. А для крестьянских семей, занимающихся разведением мака, это составляет приличный годовой доход – 10 тысяч долларов.
Если приведенные цифры отражают реальное положение вещей, можно представить, каковы доходы главных участников наркобизнеса. За вышеназванный период чистая прибыль международной организованной преступности от продажи афганского героина составила фантастическую сумму – 9,15 млрд долларов. Еще примерно 850 млн долларов остались в Пакистане.
Ахмед Рашид в своей книге делает одно важное уточнение. Изначально – то есть на протяжении 80-х гг. – самым крупным производителем героина в мире был Пакистан. Затем по ходу войны в Афганистане появилась неограниченная свобода действий на соседней территории. Именно это, а также необходимость финансировать вооруженные формирования моджахедов, не залезая в контролируемый государственный бюджет, привели к тому, что плантации опийного мака постепенно переместились из Пакистана в Афганистан. Ахмед Рашид пишет: «Наркобизнес приобрел огромный размах под прикрытием поставок оружия при непосредственной причастности ЦРУ и ISI… Как во Вьетнаме ЦРУ закрывало глаза на наркобизнес своих местных союзников, так и в Афганистане США решили не обращать внимания на крепнущий альянс моджахедов, с одной стороны, и пакистанских наркодельцов и военных – с другой» (там же. С. 120).
Нетрудно представить последствия, которые имела почти двадцатилетняя никому не подконтрольная торговля наркотиками для слаборазвитой экономики Пакистана. Широкий приток криминальных денег дал дополнительный толчок коррупции, которая приобрела характер эпидемии. Наркодоллар стал безраздельно властвовать в экономической, политической и общественной сфере страны. Для полноты картины добавим, что сегодня Пакистан стал ядерной державой.
Но вернемся к основной теме. Теперь становится ясно, почему влиятельные круги в Исламабаде считают сохранение контроля над артериями, по которым течет драгоценный товар, проблемой первостепенной важности. Более того, они заинтересованы в максимально широком его распространении по всем направлениям. Из провинции Гильменд, где производится почти половина афганского героина, или из района Кандагара, где самые плодородные земли, на юг через пустыню Белуджистана к пакистанскому побережью – порту Макран. Или через Иран в Турцию, или же из провинции Герат в Туркменистан через прозрачную границу, далекую от назойливых, любопытных глаз.