Бесконечное движение к свету
Шрифт:
Однажды весной на улице я увидел такую картину: двое конченых бродяжек, мужского и женского пола, сидели у помойки. Был апрельский день, было тепло и солнечно. Мужчина каким-то щербатым гребешком расчёсывал женщине волосы и оба они в этот момент выглядели радостными и счастливыми. И я тогда вдруг подумал – вот у меня есть всё: семья, работа, жилье, а у них нет ничего. И вот я теперь раздражённый и злой, а они радостные и счастливые. Так почему же я, сытый, ухоженный, обеспеченный, не радуюсь, так же как и они, этому солнцу, теплу, весне? Не радуюсь просто тому, что я живу: хожу по земле, дышу, думою? Ведь в этом есть какое-то противоречие, несоответствие?
Здесь, в этом бараке, я ночами не сплю. Разве можно спать в таких условиях: вонь, сырость, холод? И вот от бессонницы размышляя над прошлым, я вдруг пришёл к выводу – рай и ад, мы создаём сами. Причём состояния рая мы как-то не осознаём и не замечаем, считаем его, в лучшем случае, какой-то скучной обыденностью.
– Пантелей, а тебе ведь тоже не избежать ада.
– Конечно нет. Но я не боюсь ада. Более того – я даже хочу страдать, мучиться, чтобы поскорее избавиться от всего плохого и скверного, что бы дальше наслаждаться радостью бытия.
– Подожди, Пантелей, но ведь я сейчас тоже страдаю. Значит, я тоже могу рассчитывать на какое-то избавление?
– Конечно, Кузьма, конечно! Ведь человек создан для добра….
– Пантелей, ты сошёл с ума… Не знаю, на что здесь можно рассчитывать…. Отправить на тот свет пару сотен, или сколько ты их там порешил, человек, и почувствовать после этого радость бытия? Хотя в этом что-то есть….
– Нет, Кузьма, ты не понимаешь…. Вот смотри – если взять тело человека, то в нём нет ничего плохого, отрицательного, ненужного. Каждый орган расположен на своём месте и служит только во благо. Значит, человек рождён для счастья и радости. А всё плохое, что с ним происходит, это всего лишь какая-то иллюзия, выдумка, мираж. Правда эта иллюзия нам кажется настолько реальной, что мы её принимаем за действительность. Но на самом деле ничего этого нет. Это всё человеческое воображение и мы в этом воображении видим в ближнем только плохое, реагируем на него и создаём новое отрицательное воображение. Что бы избавиться от него нам надо видеть в людях хорошее, уметь найти и взрастить это хорошее и положительное. Мы же, на почве своих отрицательных качеств, совершаем такие же плохие поступки. Вот если бы когда-то тот председатель поступил по совести, то семья Здоровского была бы жива, и он теперь не выдал бы его немцам. А если бы все поступали по совести, то никогда никакой войны бы не было.
– Бред… всё это бред… бред больного человека. В конце концов, это не справедливо. Вопрос ведь в чём – у буржуев есть всё, а у пролетариата – ничего. Для одних это радость бытия, для других – страдания и муки.
– Это всё второстепенно и не играет никакой роли. Поступки человека не измеряются его материальным состоянием. Это, Кузьма, в тебе говорит зависть. Здесь вся суть в том, что мы, в борьбе за справедливость, сами поступаем не справедливо. Мы сами создаём то, с чем боремся. Так, тем более, справедливости никогда не добьёшься. И вообще – понятие справедливости не должно входить в компетенцию человека. Это Бог решает, что справедливо, что не справедливо, кому жить, кому умирать. Вот если я только каким-то чудом выйду отсюда и вернусь домой, я буду жить совсем по-другому. Я буду любить жену, относиться к ней с уважением. Я буду покупать дочерям подарки, расчёсывать им волосы, заплетать косички. Я буду каждый день ходить в церковь и благодарить Бога, ставить ему свечки. Я буду жить и радоваться той жизни которая будет.
– Ну а как же революционная идея? Ты когда-то рьяно её пропагандировал и контролировал неоспоримость?
– Да какая там идея? Тогда идея во всех была одна – пожрать. Большевики давали паёк вот и вся идея. Нас в семье было пятеро – кроме меня ещё два брата и две сестры. Я последний, самый младший. У отца в собственности имелся небольшой кусок земли. На ней мы работали и с неё кормились. Сёстры повыходили замуж, братья поженились и унаследовали землю. Я оказался лишним и никому не нужным. Меня, конечно, никто не выгонял из дома, но и большой радости от того что я там жил, тоже никто не испытывал. Ещё подростком меня отправили зарабатывать себе на хлеб к себе местному помещику Зуйтенко. И надо сказать, что ко мне там относились хорошо. Я честно работал и он это ценил. О каких-либо притеснениях и речи не было. Там со мной обращались даже лучше чем в родной семье. Там же меня научили читать, писать и даже разрешали пользоваться домашней библиотекой. Но вот грянула революция и всё пошло прахом. Не стало Зуйтенко, не стало целого мира. Братьев раскулачили, сослали в лагеря, землю отобрали. Я направился в город, потому как только там можно было найти хотя бы какие-то пропитания. Приходилось перебивался случайными заработками, по принципу – где густо, где пусто. В некоторых случаях я даже был близок к отчаянию, настолько всё шло плохо. И вот однажды, в привокзальной корчме я познакомился с хорошо подвыпившим мужчиной. Мы разговорились, и он предложил мне устроиться в полк охраны, в Седагорскую тюрьму, где сам работал. На следующий день я пошёл туда, хотя большой надежды не питал, потому как пьяным разговорам не очень верил. Но за неимением лучшего.... Надо сказать меня там встретили, свели с нужными людьми, пригласили в кабинет, начали задавать вопросы. «Мы тебя возьмём – наконец сказал старший, после того как внимательно меня выслушал – только тебе надо научиться стрелять, сменить фамилию и никому не говорить об отце и братьях». Так я стал Допрудный. А ведь настоящая моя фамилия – Запрудный, потому что мы жили за прудами.
Расстреливать людей я начал не сразу, я даже не знал, что этим буду заниматься. Вначале я знакомился с порядками, обстановкой, условиями жизни в казарме, особенностями объекта. И вот однажды командир сказал – «Надо привести приговор в исполнение».
Первый шаг всегда делается трудно, в прямом и переносном смысле. Даже забить гвоздь не говоря уже о том, что бы стрелять в человека.
Нас, стрелявших, было трое. Я находился в центре. Меня, как потом выяснилось, проверяли.
У стены стоял матрос: высокий мужчина с перебинтованной головой и рваной тельняшке.
Я делал всё по команде, как все.
Выстрелы прозвучали одним звуком. Человек у стены упал, а я стоял. Небеса на меня не обрушились и земля под ногами не разверзлась. Мир вокруг не изменился: всё так же плыли облака, светило солнце, пели жаворонки.
Осмотрели труп. Все три пули попали в сердце. Трехлинейка бьёт кучно, обычно, куда целишься туда и попадаешь.
– Ты нам подходишь – сказал командир.
Так начались мои трудовые будни. Первое время мне снились выстрелы, я вздрагивал и просыпался среди ночи. Но вскоре это прошло.
Именно тогда я начал задумываться: как ничтожно мала цена человеческой жизни и как легко её можно прекратить. Но где-то внутри меня что-то сопротивлялось: так быть не должно, это противоречит здравому смыслу.
У меня тогда ещё теплилась надежда, что мы скоро расправимся с преступниками, прекратятся казани и мы заживём правильно. Но время шло, а количество смертных приговоров только увеличивалось. И я не понимал – почему? Откуда берутся эти преступники? Ведь люди вокруг были как люди, жизнь как жизнь. Казалось бы – весь негатив должен уже закончиться, исчерпаться, или, по крайней мере, его должно стать меньше. Но у меня складывалось впечатление, что он всё время пребывает. И только потом, когда я попал в особый отдел, я понял, что дело-то, оказывается, в нас самих. Мы боремся не с кем-то, а сами с собой. Наш враг это те же мы. В ближнем мы видим только отрицательное и не уравновешиваем добро и зло. Нам проще рубить с плеча, так выгоднее. Мы настолько привыкли к несоответствию, что даже не замечаем его. И только когда нас самих, так же бесцеремонно рубанут по живому, мы вдруг спохватываемся и кричим – «За что?!». И тогда я подумал, что если есть на свете Бог, то он когда-нибудь прекратит всё это безобразие так же как прекратил когда-то Садом и Гоморру. Теперь я в этом убедился. Эта война нам послана в наказание за наши грехи. Мы пошли против Бога, мы унизили и осквернили Его светлый образ. И вот нам расплата. У меня давно существовала мысль, что когда-нибудь, кто-нибудь придёт и точно так же унизит наши святыни, всё, что мы создали, чему поклонялись и что идеализировали. Сама революция это тоже наказание за какие-то грехи. Грехи тех, кто совершил их в прошлом. Причём воюют здесь ни добро со злом, ни ангелы с демонами, а демоны сами с собой, зло внутри себя, увлекая в круговорот этой кровавой бойни всё больше и больше людей, как виноватых так и невинных. Но это не логично и не справедливо: невиновные и безгрешные страдать не должны. Значит, должен быть кто-то, кто всё это уравновесит и расставит по местам, пусть даже и за чертой жизни.
А может в этом и есть Божий замысел, может так и очищаются души от грехов?
Последний вопрос повис в пустоте. Спустя какое-то время послышался грубый голос, звучавший как-то особенно твёрдо.
– Всем управляет голод. Когда у тебя полон желудок, ты можешь рассуждать о Боге, благородстве, справедливости. Но кода ты голоден ты обычнчй зверь. Дрессированные животные проделывают цирковые номера не потому, что они такие умные, способные и талантливые. Они просто голодные.
Здесь следует спросить у Бога – если ты уже отделил человека от всей этой «сирой» массы, то почему не позаботился о соответственной пище, что бы сохранить человеку человечность, что бы он не преклонялся перед тупым инстинктом. В чём здесь благородство Бога? В том, что он создал человека и бросил его на произвол судьбы – мол, выживай, как хочешь, а я посмотрю, что из этого получиться? Только не надо мне тыкать в нос тем, что человек сам должен создать в себе благородные качества. Мне и нахрен не надо такое благородство, если оно сводиться на нет всего лишь куском хлеба. За всё время существования человечества, человек ни на грош не стал благороднее, всё такая же сволочь, как и в начале. Если Бог такой умный и гуманный, то почему не поступает соответственно? Тогда уж лучше пусть его не будет вовсе, чем он есть такой. Поэтому мы боремся за справедливость, что бы не было бедных и богатых, что бы все были равны. Что бы не было обществ, где одни беспардонно обжираются и благодарят своего бога за то, что он послал им пищу, а другие от безысходности ищут спасение в смерти.