Бесконечный [вечный] импульс перемен
Шрифт:
Ох, что за чушь я несу! Ромка – обычный ребенок, что с него можно взять…
– Я всё понимаю, пап. Статистика детской смертности в этом возрасте из-за неопытности родителей действительно пугает, – Роман отвёл взгляд, лишь бы только не смотреть на отца, оттолкнулся ногой и повернулся на вращающемся кресле. – Езжайте, всё норм.
Дима замер. Почему из тысячи вариантов ответов, Рома произнёс именно эти слова? Слова, которые уже несколько дней крутились в голове самого Дмитрия.
Он коротко кивнул:
– Поздно, мы
Как обычно, выходя из комнаты сына, он забыл закрыть за собой дверь. Роме пришлось встать и захлопнуть её. Погасив свет и оставив нежное освещение настольной лампы, он сел за компьютер.
От лучшего друга Кирилла пришло сообщение. Рома тут же ответил:
«Уезжают. И это замечательно. Их боль невыносима. Я словно схожу с ума».
Дмитрий тем временем вернулся в спальню.
– Не спишь, Свет? – зачем-то спросил он, хотя и так видел, что супруга сидела на пуфике рядом с зеркалом. Бра на стене тускло освещало комнату, создавая на её лице глубокие тени. В углу стояла пара запакованных в полиэтилен чемоданов, напоминавших два жирных бутерброда на прилавке магазина.
– Всё взяли? – тупо спросил Дмитрий, чтобы заполнить тягучую, как смола, паузу.
– Сегодня тринадцатое, – безжизненным голосом сказала она.
Он опешил. Представил календарь и мысленно сверил даты. Не сходится:
– Но всё случилось пятнадцатого, – нерешительно возразил он.
– Ты ничего не помнишь! – внезапно огрызнулась жена и тут же пожалела об этом.
Дмитрий промолчал, лишь в который раз подумал о том, как легко и непринужденно женщины возводят редкие, штучные явления в статус нерушимого «всегда».
– Да. Он умер, пятнадцатого. Но его день рождения сегодня, – всё так же резко отчеканила она.
– Виталик! Его звали Виталик, – не выдержал Дмитрий. Его взбесил тон жены. – Хватит бояться этого имени!
– Да. «Виталик», – уже еле слышно прошептала она и закрыла лицо руками. – Ему бы сегодня исполнилось двадцать, – Светлана резко дернула плечами, не давая заключить себя в объятия. – Не трогай меня! Не трогай, – уже сквозь слёзы сказала она, но муж всё равно прижал её к себе.
– Успокойся. Не плачь. Это было давно.
– Ему тогда было четыре годика. Он подавился. Кашлял, а потом затих. Я думала, что всё нормально, что всё прошло. А когда пришла, он уже был синим. Дура. Врач-недоучка, я растерялась. Забыла всё, чему меня учили. Стучала по его спинке, как ненормальная, делая только хуже. А он синел. Синел у меня на руках! Умирал у меня на руках. Я до сих пор вижу его испуганные до смерти глаза.
– Успокойся. Ты не педиатр, ты – гинеколог. А статистика детской смертности в этом возрасте из-за неопытности родителей действительно пугает, – зачем-то добавил он.
Дмитрий встревожился. Давно он не видел Свету такой. Обычно она хандрила тихо, могла впасть в депрессию. Истерики были ей несвойственны.
– Родная, что случилось?
– Я вспомнила кое-что. Я чувствовала. Понимаешь, чувствовала тогда, что произойдёт нечто ужасное. И сейчас, спустя столько лет, я вдруг ощутила то же самое.
Дима беззвучно ругнулся, мысленно отметая эти суеверия.
– Я боюсь за Рому. Боюсь, что что-то случиться с ним. И это что-то перевернёт всю нашу жизнь.
– Света, – остановил её Дмитрий. – А ты помнишь, что мы друг другу пообещали после смерти Виталика? Помнишь?! – он чуть встряхнул её за плечи. Его любимая женщина по-детски опустила взгляд и что-то пробормотала.
– Не слышу!
– Жить, – повторила она.
– Жить! Когда она, когда эта старая карга смерть, пришла в нашу семью и забрала нашего первенца, мы поклялись, что будем жить. Ради Ромы, ради самих себя. Жить настоящим. Не съёживаться от страха, думая о её возможном визите, а радоваться и наслаждаться сегодняшним днём. Жить, Света! Потому что мы все умрём, – сказал он, возможно, чересчур резко. Но он знал, что был прав.
Любимая всхлипнула, затихла, но снова не сдержала слёз в объятиях Дмитрия.
Было уже за полночь, когда родители, наконец, легли спать. Но сам Рома, взбудораженный этим взрывом эмоций, уснуть не мог. Их старая семейная рана вновь кровоточила.
За много лет он научился скрываться от подобных отголосков семейной трагедии. Он представлял, как окружает себя непроницаемым коконом. Закрывает себя в белой комнате без окон и дверей в главном зале неприступного замка его подсознания. И не было такой силы, которая могла бы пробиться через эти стены. Через эти…
Барьеры?
Однако сегодня убежать от эмоций родителей у него почему-то не получилось. Словно сама судьба возжелала, чтобы именно в этот момент он был здесь.
Скрестив руки на груди, он стоял за шторой у подоконника. Зелёные глаза всматривались в темноту ночного горизонта. Город спал, люди отдыхали. Через открытое окно дул лёгкий ветерок.
Рядом стоял горшок с денежным деревом – ветераном цветочного «геноцида» Ромы. Он не любил это растение с толстыми, вечно покрытыми пылью, листьями. Потому и не поливал его, надеясь, что оно вскоре завянет. Но каждый раз мама его спасала, щедро заливая водой.
Вдруг, вдали у горизонта что-то сверкнуло. Вспышка осветила высокую башню заброшенного элеватора. Гроза наверно, подумал Рома, и начал считать про себя секунды в ожидании грома.
..5..6…8…9…10, но грома всё не было.
Он удивился, подумав, что может это чей-то грандиозный бой в небесах, и от этих мыслей улыбнулся. Чушь. Хотя? Рома всегда жаждал подобной мощи.
Он постоял ещё несколько минут, глядя в ночную пустоту, и лёг в постель.
Рома ещё не понял того, что в этот самый момент его жизнь перевернулась. Начался отсчёт его последних беззаботных дней.