Бескорыстие

Богат Евгений Михайлович

— Передайте всем, — то и дело повторяла заводской врач Ольга Алексеевна Егорова, — ей может быть полезна кровь лишь тех, кто сам перенес ожоги. Что же касается пересадки кожи, то обгорело так много!.. Одну минуту! У вас были ожоги, товарищ? Хорошо…

Какие еще поколения людей видели столько огня! Горели города и села, железнодорожные составы и танки, леса… Минула война, зажили ожоги, забылась боль, и человек жил, не ведая, что может быть полезен, даже необходим другому человеку только потому, что когда-то огонь лизнул его тело…

До несчастья Тоня Аверина была самой веселой на заводе. Она безудержнее всех плясала и пела на первомайских демонстрациях, любила острое слово, много смеялась. И работать она умела. Отметчица ареометров — это глазомер, твердость руки, выдержка.

Слушая ее, всматриваясь в живое, вечно улыбающееся лицо, мог ли кто-либо из посторонних подумать, что эта веселая женщина росла сиротой, одна воспитывает дочь.

В тот день она с подругами, не раздумывая, кинулась к шкафу, из которого вылетело слабое облачко дыма… В больницу она ехала стоя в кузове трехтонки. Сама взобралась в машину, сама вылезла из нее. Врачам это казалось потом совершенно неправдоподобным.

Больница есть больница. Как бы она ни была хороша, там за тобой ухаживают чужие люди. Они часто душевны и добры, их начинаешь постепенно любить, но бывают минуты, часы, сутки, когда хочешь видеть рядом только близких.

— Пошлите меня, — попросила секретаря партбюро стеклодув Екатерина Алексеевна Новоселова. — Сирота она, кто ей ближе нас, заводских?

— И нас тоже, — сказали отметчица Галина Николаевна Ермолаева и стеклодув Анна Ивановна Гриднева.

Был составлен график дежурств в палате Авериной.

Надо понять, что это — ухаживать за человеком, чье тело — сплошная огромная рана. Легче выполнить пять норм за день. Легче вымыть полы во всех цехах…

Но трое не отходили от нее ни на минуту — Екатерина Новоселова, Галина Ермолаева, Анна Гриднева.

Аверину лечили искусные врачи В. А. Кузнецов и А. А. Шахзаде, к ней неизменно внимательны были больничные сестры и няни, и все же Новоселову — тетю Катю — никто бы не смог заменить.

Она помогала перевязывать. Ее руки, чуткие руки стеклодува, были легки и точны. И, может быть, только этих единственных в мире рук не боялось обожженное тело Тони.

Она легко, с улыбкой выполняла все капризы больного человека. И — самое, самое важное! — внушала Тоне веру в счастье после выздоровления.

Тете Кате за пятьдесят, она пережила войну, подняла без мужа двоих детей. Ее добрый голос, ее смех располагают к себе с первой минуты, ее вера в людей, любовь к жизни служат источником радости, силы. И этот источник был Тоне нужнее самых сильных, самых дорогих лекарств…

«Конечно, в больнице ее обеспечат всем необходимым, — рассуждал сам с собой заместитель директора завода Михаил Иванович Мышинцев, — перевязочным материалом, мазями и т. п. … Но ведь медицина не стоит на месте! И, возможно, в научно-исследовательских институтах уже разработано нечто, пока неизвестное, в нашей больнице? Надо искать…»

И он нашел. Он сумел получить в институтах растворы и мази, еще не выпускаемые серийно, и они помогли Тоне.

Эти первые успехи окрылили Мышинцева. Он захотел почти невозможного. Михаил Иванович узнал, что в павильоне «Медицина» на ВДНХ демонстрируется редкий экспонат — кровать для ожоговых больных профессора Вишневского. И потерял покой.

Вещь это новая, в стадии разработки, имеется в наличии только в институте и на выставке. А выставка не магазин — не купишь. Но заместитель директора не отступил. Он дошел до руководителей Минздрава СССР, рассказывал, убеждал, потрясал бумагами. И добился: из выставочного павильона медицинская новинка переехала в клинскую больницу.

За Аверину боролись не только врачи, боролись сотни людей. Широкое, доброе крыло заслонило ее от боли, от одиночества.

Однажды Тоня посмотрела на обожженные руки, всплакнула: «Как буду жить, даже постирать не смогу?..»

Наверное, ни одна жалоба не потрясла бы женщин сильнее.

— Мы купили тебе стиральную машину, — сказали они ей через несколько дней.

И Тоня поняла, что она будет жить…

Женщины, дежуря у постели Тони, увлеченно вышивали к новоселью, — люди на заводе и о том позаботились, чтобы Тоня из больницы поехала не в старый дом.

И вот этот день наступил…

Я был в гостях у Тони в ее новом доме. Передо мной сидела молодая женщина. Она только что вернулась из Москвы с покупками. Она шутила, смеялась. А у окна молча стояла Екатерина Алексеевна Новоселова.

По мнению руководителей отделения ожоговых заболеваний Института имени Склифосовского, выздоровление Авериной — редчайший случай.

Одно сердце хотело заслонить от огня сотни сердец.

Сотни сердец не дали остановиться одному.

Не было, пожалуй, философа, писателя или моралиста, которые не высказали бы горьких вещей о человеческом эгоизме.

Эгоизм — любовь к себе — рассматривался как сама сущность человека, как основа его желаний и побудительная сила его действии. Об эгоизме писали и политические деятели, умевшие мастерски эксплуатировать это «извечное зло», и тонкие мыслители, исследовавшие человеческое сердце по видимости бесстрастно, но с тайной мукой.

Умница Франсуа Ларошфуко утверждал в XVII веке: «Когда великие люди наконец сгибаются под тяжестью длительных невзгод, они этим показывают, что прежде их поддерживала не столько сила духа, сколько сила честолюбия, и что они отличаются от обыкновенных людей только большим тщеславием».

Тщеславие — одна из самых неприглядных форм эгоизма. Восторжествовать над ним, хотя бы на время, не дано никому…

Позднее появились философы, пытавшиеся найти возможности и формы сочетания эгоизма и альтруизма. Они выражали чаяния буржуазии, жаждавшей экономического и политического господства. Отождествляя «личную пользу» с «общественным благом», «частный интерес» с «общественным интересом», они хотели создать этику, которая была бы искусством достижения максимального счастья. Английские философы-утилитаристы, утверждая: чем больше счастливых людей будет в обществе, тем счастливее будет и оно само, надеялись наивно поставить «удовольствие», «пользу» человека на службу человечеству.