Бесноватые
Шрифт:
Я пытался придумать способ привлечь ее внимание. Разговор, который поддерживали Кеттнер и другие люди из СС, был туповато скучным. Они обсуждали импорт зерна и железные дороги. Все тщательно избегали еврейского вопроса. Мне было стыдно из-за этого: насколько замешанными в преступление делало нас это умолчание, если мы не отваживались затронуть предмет даже косвенно?
Мы как раз складывали ножи и вилки (все внимательно наблюдали друг за другом, чтобы кто-нибудь случайно не отстал), когда я увидел, что Грета меня узнала. Рука ее подлетела ко
— Что ты здесь делаешь? — зло прошептала она.
— Я приехал за тобой, — прошипел я в ответ. — Я люблю тебя. Я сожалею о том, что произошло в Вене, я был дураком. Пожалуйста, прости меня. Я уезжаю ночью в субботу и хочу забрать тебя с собой.
— Я не могу. Ты что, не знаешь, что случается с людьми, которые пытаются сбежать из Берхтесгадена?
— Я смогу тебя защитить, — пообещал я без особой уверенности. — Я смогу вывезти тебя из страны.
— А с семьей как быть? Думаешь, я могу вот так все бросить, просто потому что ты внезапно меня захотел? — Ее серые глаза зло сузились.
— Умоляю тебя, по крайней мере подумай о моем предложении.
— Иди, иди туда, пока тебя не хватились, — и она оттолкнула меня от себя как раз в тот момент, когда главный дворецкий свернул в наш коридор.
Мы уселись перед огромным уродливым камином, и нам предложили сигары, а Кеттнер пустился в очередное бесконечное описание планов фюрера о «реабилитации» тех промышленников, которые не сумели осознать роскошные перспективы наступающего мирового порядка. Он объяснил, что нам очень повезло: фюрер подтвердил, что будет ужинать с нами завтра вечером.
Во время речи Кеттнера я почувствовал первую предупредительную судорогу Туретта, прокатившуюся по телу. Кожа горячо покалывала, мускул на лице начал подергиваться. Я остановил его, упершись щекой в кулак и стараясь произвести впечатление полностью расслабившегося человека. Один Швеннер заметил, что что-то не в порядке. Без десяти одиннадцать Кеттнер проверил часы на полке камина, хлопнул в ладоши и отправил нас по койкам, как будто мы были школьниками.
— Я должен настоять на том, чтобы вы выключили свет в комнате не позже десяти минут двенадцатого, — предупредил он.
— Ты видел, как Кеттнер смотрел на мое платье? — спросила Вирджиния, когда мы возвращались в комнаты. — Очень неодобрительно. Я думала, он что-нибудь скажет. Подожди, он еще увидит, что я завтра надену специально для Фюрера. Я привезла с собой свои лучшие драгоценности. Сапфировое ожерелье матери и пару подходящих к нему сережек.
— Будь осторожна, — сказал Швеннер. — Людей уже расстреливали за то, что они выражали «декадентские» идеи. Выглядеть такой роскошной просто опасно.
— Дорогой, они ничего не могут мне сделать, — ответила она легкомысленно, подходя к своей двери. — Собственно, я собираюсь нарушить Правило Номер Один прямо сейчас и выкурить у себя в спальне сигарету.
— Ты, видимо, думаешь, что находишься в безопасности, потому что слишком много знаешь. Так вот, мы все слишком много знаем. У тебя просто есть способы распространять информацию. — Вирджиния была зарубежным корреспондентом ВВС. — Спокойной вам ночи, — Швеннер дождался, пока Вирджиния закроет за собой дверь, и повернулся ко мне. Я слышал голоса слуг на лестнице, не так далеко от нас.
— Что с тобой сегодня такое? Я видел твое лицо.
— Мускульные спазмы, вот что, — я попытался преподнести это легко. — Переутомился.
— Ну, если ты уверен…
Я видел но лицу маленького пресс-атташе, что он мне не поверил. Несколько минут спустя горничные прошли по комнатам проверить, выключен ли свет. Я рассмотрел возможность прокрасться на цыпочках на кухню поискать Грету, но свет был выключен во всей резиденции, а я не был до такой степени знаком с расположением комнат, чтобы найти потом дорогу назад в темноте.
Внутреннюю часть окон спальни затянуло инеем. Я проснулся с затекшими конечностями, все мои мышцы болели от холода. Кто-то резко стучал в дверь.
— Семь часов, сэр, — произнесла горничная. — Завтрак будет подан через пятнадцать минут.
Ночью кто-то зашел в комнату и аккуратно разложил мою утреннюю одежду в гардеробном отсеке в ванной. Вторжение меня возмутило, но, по крайней мере, оно оказалось не напрасным: теперь я не опоздаю к столу. Кейн и Швеннер уже вовсю угощались обширными порциями яичницы и различными сортами холодного мяса, а вот Вирджинии не было видно.
— Она пропала, — прошептал Швеннер, проходя сзади меня с тарелкой. — Ночью ее забрала охрана СС.
— Как ты узнал? — спросил я.
— Она была в соседней комнате. Я слышал, как они пришли за ней около трех часов ночи. Они даже не дали ей времени собрать вещи. Утром дверь в ее комнату была распахнута, никаких сумок, а постель застелена заново, как будто там никогда никого и не было.
— Думаешь, с ней все в порядке? В смысле, они ведь наверняка не могут ничего ей сделать.
— Она слишком много пила за ужином. И курила в своей комнате. Я почувствовал запах дыма. Надеюсь, ее просто депортируют — люди слишком часто пропадают в наши дни. У Гестапо есть небольшая хитрость — они тебя вроде и отпускают, но при этом портят документы, так что тебя все равно арестовывают за что-нибудь еще. Кто знает, что с ней станется?
— Но ведь ВВС, безусловно, не допустит…
— Они сделают в точности то, что им скажут. Ешь, а то идет Весельчак Чарли.
Путь Кеттнера пролегал мимо буфета. Несмотря на ранний час, он был закован в полную парадную форму.