Бесноватые
Шрифт:
В историях, опубликованных здесь, вы найдете пять недвусмысленно счастливых окончаний, семь плохих концовок и некоторое количество неоднозначных исходов. На мой взгляд, это справедливо отражает то, как все бывает в жизни.
У меня есть ощущение, что я отсутствовал целую вечность. На самом деле, это продолжалось чуть больше двух лет, во время которых я не прекращал писать. Мне очень приятно вернуться в мир Более Чёрной фантастики.
Едем туда, где ярко светит солнце
«Больше никаких сказочек на коленях у няни; все происходит в волшебном автобусе, по дороге в подземелье».
— Да он просто девственник, — сказал Стив, раскуривая
— Когда ты уходил из бара, он все еще к ней клеился? — спросил я.
— Сирил клеит кого угодно, лишь бы трахнуться, — Стив с отвращением взглянул на свой окурок. — Потому что он жалкий девственник.
— Ей было тридцать — и она его завернула? — Я не собирался сообщать, что тоже пока девственник.
— У нее лицо, как морда у кобылы старьевщика, но его это не смутило. Да вообще все это как-то гадко, — Стив поперхнулся дымом и закашлялся. — Скорее бы летний отпуск.
— Скорее бы летний отпуск.
У нас был перекур, и мы сидели под крышей Олденхэмских автобусоремонтных мастерских. Через открытые ворота было видно серую хмарь и дождь. Когда смотришь на горизонт, кажется, что слепнешь.
— У нас осталась всего пара педель на то, чтобы он перепихнулся, — сказал Стив, отдышавшись. — Если он срочно не найдет себе пташку, это ему на пользу не пойдет.
«Если он найдет себе пташку, — подумалось мне, — это не пойдет на пользу ей».
В Сириле была какая-то пугающая энергия, неуправляемая и неконтролируемая. Наверное, все дело было в молодости; молоды были мы все.
Олденхэмские автобусоремонтные мастерские размещались на территории старого аэродрома. Ангары, где когда-то стояли «москиты» и «харрикейны», переделали под хранение транспортной техники. Оспины выбоин, в которых радужно поблескивала вода, покрывали неровные бетонные плиты подъездных дорожек. За ними виднелись мокрые зеленые кусты живой изгороди, заслонявшие постройки от автострады. Дух былой военной славы все еще витал над горизонтом окрестных долин как дразнящее напоминание о чем-то благородном и волнующем.
Я был одним из самых молодых работников. Я ненавидел эту работу, пожилых трудяг, от которых пахло самокрутками и потом, едкую атмосферу ржавой металлической пыли, щипавшую нос вонь аэрозольной краски, висевшую в плотном воздухе, механизмы, сотрясавшие и дырявившие панели из листовой стали. Мастерская гремела от отупляющих ударов прессов. Словно гром бесконечной летней грозы, звук этот сгущался, и затем разряжался громким визгом прессовых поршней. Все вокруг было черное и коричневое, тени были серые, убивавшие любое восприятие, слышен был только шум хлопающих защитных перегородок и вибрация стальных листов пола, проникавшая через подметки.
Я не был дураком. Поэтому мне хотелось надеяться, что в жизни меня ожидает что-то еще, помимо работы в подобном месте. Я ощущал, — хотя и не мог знать этого наверняка, — что мир за пределами мастерских полон тайн. Сидя дома, я испытывал нарастающее беспокойство. Я лежал в кровати, слушал перебранку родителей и чувствовал, что где-то там, вдали от запаха нежилых помещений и натертых воском шкафов, вдали от горького привкуса металла в мастерских, есть молодые красотки, которые хохочут и безрассудно бросаются в объятия парней — моих ровесников. Я не собирался становиться похожим на Сирила, который напивался и ночи напролет гонял по пабам за утратившими вкус к жизни старыми курами. Я собирался сделать себя сам.
Об этом мечтал не только я. Нас было четверо; Стив, в квадратных очках с толстыми стеклами, работавший по выходным в скобяной лавке, и экономивший каждый заработанный пенни на планы, осуществить которые ему не доставало воображения. Сирил — тощий блондин, никогда не снимавший кепи и заводивший разговоры о девочках голосом, напоминавшим треск тонкого льда под коньками рискового конькобежца. Дон — с идеально набриолиненной челкой, в его речи звучала претензия на рафинированность, а одежда всегда была идеально отутюжена. Он придавал слишком много значения тому, что думают о нем окружающие, никогда не позволял себе расслабляться и называл нас «парни». «Эй, парни, у меня отличная идея», — словно герой одного из тех молодежных фильмов 60-х годов, которые сейчас смотрятся как кино из другого мира — с планеты по имени Любезность. Но ведь сейчас и были шестидесятые, мы были подростками, и никто из нас не имел представления о разлагающем свойстве времени.
Начал все Дон, с этого своего «Эй, парни, у меня отличная идея». Звучала идея безнадежно, в особенности из-за того, что до начала отпуска оставалось каких-то семь дней. У нас со Стивом был перекур, мы сидели, поджидая Дона, и когда увидели, как он подъезжает к нам сквозь дождь, мы почувствовали, что наши мечты реальны, и мир вокруг из черно-белого вдруг стал цветным.
Дон где-то прослышал, что компания «Лондон Транспорт» собралась продавать один из своих старых «Рутмастеров», [5] и ему удалось уговорить их отдать ему автобус — при условии, что мы его подремонтируем (там были изрезанные в клочья сиденья, а движок уже свое отслужил). Мне пришла в голову мысль договориться кое с кем из работяг насчет ремонта мотора, мы придали салону жилой вид, и в итоге мы получили даблдекер, смахивающий на дом на колесах, хотя мы сохранили его красный цвет и надпись на табличке, уведомлявшую, что это № 9 и идет он до Пиккадилли.
5
Routemaster — марка лондонского двухэтажного рейсового автобуса, который называют даблдекером (double-decker — букв. — «двухпалубный»).
У нас вдруг появилась возможность осуществить свои мечты и убежать от того пещерного существования, в которое превращается английское лето. Не думать о скучных эстрадных площадках, дешевых закусочных «фиш-энд-чипс», [6] о дурацких стойках с открытками на южном побережье. Нет — мы ремонтируем автобус и отправляемся на юг Франции, где огромное небо и теплое море, а променады пропитаны заманчивым обещанием секса.
Реанимировать автобус нам удалось, только оплатив коллегам по цеху сверхурочные, так что ко времени получения соответствующих документов мы были практически на нуле, но при этом исполнены такой решимости сорваться с места, что нас было не остановить. И вот одним дождливым утром мы отправились в Кале, [7] пестуя идею добраться до самой Греции, и без этого не возвращаться. Сирил надеялся, что если мы докажем автобусной компании возможность осуществить такое путешествие, они подрядят нас на чартерные рейсы с клиентами по свободному тарифу, но в деталях мы идею пока не продумывали. Мысль казалась нам выполнимой: поначалу все идеи кажутся осуществимыми, если не думать о препятствиях. Мечты приходят к невинным юнцам точно так же, как и к искушенным людям, но у нас имелось преимущество — мы были молоды.
6
Fish-and-chips — традиционное английское блюдо — жареная рыба с картошкой. — Прим. пер.
7
Кале — город, порт на севере Франции.
В Кале над нами словно вновь засияло солнце, и пока автобус трудился, преодолевая холмы на выезде из города, впереди лежала только залитая солнцем дорога и асфальт в пятнах прохладных теней, отбрасываемых зеленью. К вечеру следующего дня нам удалось добраться до Парижа (максимальная скорость, развиваемая автобусом, была не слишком впечатляющей). Посовещавшись в пути, мы отправились на поиски девочек в бары Монмартра. Однако с девочками не сложилось: с некоторыми мы заговаривали, но они не могли — или не хотели — нас понимать, зато в процессе мы упились до бессознательного состояния перевозбуждения от новых впечатлений. Лучший способ избавиться от мыслей о родителях — это найти объект для занятий любовью. В этом есть какой-то бунт, даже привкус измены; вот почему так легко быть трусом и вообще — делать глупости.