Бесноватые
Шрифт:
Диринг оказался прав: дверь была заперта.
Джеффри отступил на шаг и провел лучом фонаря по фасаду здания – в стороны и вверх. Обе створки окна в жилой части дома на втором этаже были закрыты. Одна из них, та, в которой он выбил стекло, по-прежнему зияла отверстием. Однако что-то вроде занавески – наподобие той, которую Джеффри сорвал ранее, – закрывало окно изнутри.
Джеффри вставил ключ в замок и медленно повернул. В шуме ветра вряд ли можно было различить звук поворачиваемого ключа или скрип ременных петель. И все же…
«Спокойно», – думал Джеффри.
Он вошел в коридор и
Как и в прошлый раз, слабый свет падал из люка в потолке.
Наверху кто-то был. Слишком массивные перекрытия не позволяли различить звук шагов, но какая-то тень на мгновение заслонила свет.
Джеффри замер на месте и стоял, осторожно вдыхая запах влажной плесени.
Здесь, в доме, куда не доносился уличный шум, он наконец услышал голос женщины, которая что-то говорила, и мужчины, который ей отвечал. Говорили они кратко, отрывисто и очень тихо, как будто нехотя.
Джеффри снова двинулся вперед. Тонкая нить света из потайного фонаря, бегущая впереди него по полу, наткнулась на пятна засохшей крови, которая натекла из проткнутой руки Хэмнита Тониша, потом побежала дальше – к ступенькам.
Джеффри начал тихо подниматься по ступенькам, держа фонарь в левой руке и ступая осторожно, как ступают по ненадежной лестнице без перил. Он уже почти достиг люка, когда у него произошел срыв. До того он сдерживал себя, но в этот момент, как всегда и бывает, нервы, напряженные в ожидании приближающейся развязки, подвели его. Неожиданно, без всякой видимой причины и помимо воли, колени его начали дрожать.
Тут-то все и произошло.
Металлический фонарь с громким стуком ударился о каменную ступеньку лестницы. Правая рука Джеффри метнулась, чтобы подхватить его. Боль от ожога мгновенно охватила кисть руки – от кончиков пальцев до самого запястья. Стараясь сохранить равновесие, Джеффри схватился обеими руками за ступеньку и выпустил фонарь из рук.
Фонарь упал на ступеньки, запрыгал вниз по лестнице, грохнулся об пол с шумом, напоминающим взрыв гранаты, и погас.
Из комнаты наверху донесся крик женщины. Потом послышались шаги бегущего человека, но бежал мужчина, который также находился в комнате. Джеффри не видел его, но он находился достаточно близко, чтобы понять, что именно мужчине принадлежат эти тяжелые шаги, которые, более не таясь, протопали через всю комнату к дверям спальни. Женщина не двинулась с места.
Больше ждать было нечего. И опять же, как бывает в таких случаях, нервное возбуждение сменилось холодной яростью. Джеффри прыгнул в комнату. Там он увидел женщину, стоящую у закрытого окна перед распахнутым сундуком. Женщина обернулась и посмотрела на Джеффри.
– Мое почтение, сударыня, – произнес он. – На этот раз преступление может быть доказано.
Ничто не дрогнуло в надменном непроницаемом лице Лавинии Крессвелл.
– Вы действительно считаете, что его можно доказать? – спросила она, поведя плечом.
– Возможно, сударыня, мы говорим о разных преступлениях.
В руке мисс Крессвелл держала – как будто даже несколько брезгливо – сверкающий золотой браслет, каждое
Если Лавиния Крессвелл и испытывала сейчас какие-то чувства, об этих ее переживаниях свидетельствовало разве что легкое подергивание ноздрей и слегка участившееся дыхание. Ее почти строгий вид – старомодная шляпка, скромное вдовье платье – нарушал лишь обычный квадратный вырез, который сильно открывал высоко поднятую корсажем грудь.
– Если вы имеете в виду ограбление, мой милый, то никакого ограбления не было. Кроме того, одного вашего свидетельства все равно недостаточно.
– На сей раз больше свидетелей и не потребуется. Но я говорю не об ограблении.
– А о чем же?
– В данный момент я вообще думаю о том, как сильно действовали ваши чары на самых разных людей – от впечатлительного священнослужителя до громогласного баронета, которому хорошо за пятьдесят. И их нельзя винить; они совершенно правы.
– Однако! Как вы добры ко мне, сэр! Низко вам кланяюсь. Но все же. Если вы не предъявляете обвинения в ограблении…
– Нет, сударыня. Я предъявляю обвинение в убийстве.
– В убийстве? Я ничего не знаю ни о каком убийстве!
– Вы, скорее всего, не знаете. Знает ваш муж.
Из другой комнаты не последовало никакой реакции.
Джеффри не поворачивал головы; он не старался даже перевести взгляд на дверь спальни. Ему было известно, что там, в том месте, куда не достает свет свечи, находится человек – почти неразличимый во тьме, сгорбленный, сжавшийся в ожидании развязки.
Вместо этого Джеффри взглянул в глаза Лавинии Крессвелл.
– Замечу, – сказал он, – что кража со взломом предполагает то же наказание, что убийство. Позволю себе также не согласиться с вами: кражу можно доказать. В этом сундуке еще лежит некоторое количество драгоценностей: я оставил их вчера в качестве «наживки». Взгляните, пожалуйста, на окно за вашей спиной.
– Хватит! Я не понимаю…
– Если вы не хотите взглянуть, я могу вам объяснить. В окне две створки. Они запираются маленькой металлической защелкой на петле. Когда окно открыто, защелка поднята. Если окно закрыть, защелка опустится в горизонтальное положение и войдет в два металлических паза, не давая окну открыться. Запереть окно можно изнутри, а можно и снаружи – если подняться по стене и захлопнуть оконные створки. Когда они захлопнутся, защелка упадет и войдет в пазы: окно, таким образом, будет заперто.
Именно это, сударыня, я и проделал вчера, когда вылез из этой комнаты через окно. Предварительно я убрал мешки с тряпьем, которые не давали окну захлопнуться. После этого войти в дом можно было только с улицы через дверь.
Вы не рассчитали, сударыня. Коль скоро вы и ваш сообщник, вознамерившись похитить драгоценности, забрались в дом с помощью ключа, изготовленного неким чипсайдским слесарем, и если при этом вы были замечены служителем закона…
Глаза миссис Крессвелл стали, казалось, еще более плоскими и бесцветными.