Бесплодные земли (др. перевод)
Шрифт:
Окинув взглядом расходящиеся от площади проспекты, Эдди увидел еще столбы с громкоговорителями. Несколько столбов завалилось набок, но остальные стояли ровно, и на каждом висели гирлянды трупов, так что площадь, на которую вывела их «Пятая Авеню» и все четыре проспекта, уводящие дальше в город, как бы охранялись небольшой армией мертвецов.
– Что же это за люди? – повторил свой вопрос Эдди.
Вопрос был адресован в пространство, Эдди не ждал ответа, да Сюзанна и не собиралась ему отвечать… хотя ответить могла бы. И прежде в сознании ее возникали живые картины из прошлого мира Роланда, но никогда еще эти видения не были такими яркими и убедительными, как сейчас. Раньше, как, например, те картины, которые ей привиделись в Речном Перекрестке, все эти
Громкоговорители… трупы на столбах… барабаны. Она неожиданно поняла, каким образом все это связано между собой, точно так же, как раньше она поняла – даже не поняла, а узнала, – что нагруженные повозки, проходящие через Речной Перекресток на пути в Джимтаун, тянули быки, а не лошади или мулы.
– Не обращай ты на это внимания, – проговорила она, и если голос ее и дрожал, то совсем чуть-чуть. – Мы ищем поезд, давай на этом и сосредоточимся… нам куда теперь, как ты думаешь?
Эдди запрокинул голову и, только взглянув на темнеющее небо, сразу же определил – по узору несущихся там облаков – путь Луча. Опустив глаза, он безо всякого удивления обнаружил, что выход на улицу, расположенную более-менее вдоль Луча, охраняет большая каменная черепаха. Глаза на змеиной ее голове, осторожно высовывающейся из-под кромки гранитного панциря, казалось, смотрят на них с любопытством. Эдди кивнул головой в сторону черепахи и выдавил слабенькую улыбку:
– «Есть черепаха, представьте себе…»
Сюзанна лишь мельком взглянула туда и кивнула. Эдди перевез ее через площадь и выкатил коляску на улицу Черепахи. От трупов, висящих на всех столбах, исходил суховатый коричный запах, от которого у Эдди скрутило желудок… и вовсе не потому, что пахло плохо, а потому что, наоборот, хорошо – это был пряный запах какой-то сыпучей сладости, которую дети с удовольствием посыпают на утренний тост.
К счастью, улица Черепахи оказалась довольно широкой, к тому же большинство трупов, свисающих со столбов, давно превратились в усохшие мумии, хотя Сюзанна и заметила несколько относительно «свежих» тел: вокруг них роились мухи, облепив потемневшую кожу раздувшихся лиц, а в гниющих глазницах копошились черви.
И под каждым столбом белело по маленькой кучке костей.
– Их, наверное, тысячи, – сказал Эдди. – Мужчины, женщины, дети.
– Да, – спокойно проговорила Сюзанна и удивилась сама, как странно и отчужденно звучал ее голос. – У них было достаточно времени, и они им воспользовались сполна, чтобы поубивать друг друга.
– Где ж, мать их так, добрые мудрые эльфы?! – Эдди нервно расхохотался, но смех его подозрительно походил на всхлипы. Про себя он подумал, что, кажется, начинает «въезжать» до конца в подлинный смысл этой вроде бы безобидной фразы: мир сдвинулся с места, – в то, какие глубины зла и невежества заключает она в себе.
Глубины бездонные.
«Громкоговорители эти установили во время войны, – размышляла про себя Сюзанна. – Да, наверное, так все и было. Бог его знает, какой войны и когда она началась, но это был полный абзац. Через эти “матюгальники” правители Лада оглашали по всему городу свои объявления, а сами сидели, наверно, в каком-нибудь укрепленном бомбоубежище – вроде командного бункера, где укрылся Гитлер с верхушкою рейха в конце Второй Мировой».
В ушах у нее звучал властный голос, когда-то гремевший из этих громкоговорителей – она различала его так же ясно, как раньше слышала скрип повозок, проезжающих через Речной Перекресток, как слышала свист кнута над спинами тащивших повозки быков.
«Центры распределения провизии А и D будут сегодня закрыты; просим всех обращаться в центры B, C, E и F. При себе иметь карточки и купоны».
«Девятому, десятому и двенадцатому отрядам милиции срочно прибыть в Сендсайд».
«Воздушные налеты ожидаются с восьми до десяти часов. Всему гражданскому населению – укрыться в ранее установленных
Объявления, да… и еще выпуски новостей. Разумеется, фальсифицированных новостей – пропагандистские, милитаризированные сводки, которые Джордж Оруэлл назвал бы двойною речью. А в промежутках, наверное, музыка: бравурные военные марши, – и пламенные призывы отомстить за погибших товарищей, оправив новых мужчин и женщин в алое жерло войны.
Потом война закончилась и в городе стало тихо… на некоторое время. Но вскоре громкоговорители ожили снова. Когда? Сто лет назад? Пятьдесят? Какая разница? Сюзанна решила, что никакой. Имело значение только одно: когда «матюгальники» эти включаются, они каждый раз передают неизменную запись – запись барабанного боя. И потомки коренных жителей города приняли эти ритмы… за что? За голос Черепахи? За волеизъявление Луча?
Сюзанна вспомнила вдруг, безо всякой связи, как однажды спросила отца, тихого, но до предела циничного человека, верит ли он, что есть Бог и что Бог управляет с небес человеческими судьбами. Ну, – ответил он ей тогда, – тут, наверное, половина на половину, Одетта. Бог есть, в этом я не сомневаюсь, только я думаю, что теперь мы не очень Его занимаем. Я так думаю, после того, как мы, люди, убили Его сына, до Него наконец-то дошло, что с сыновьями Адама и Евы уже ничего не поделаешь, и Он просто умыл руки. И поступил очень мудро.
Вместо ответа Сюзанна (которая, в общем-то, и ожидала от папы чего-то подобного: ей уже было одиннадцать лет, и она достаточно хорошо изучила отцовский склад ума) показала ему объявление в местной газете в рубрике «Наш приход». В объявлении говорилось, что в следующее воскресенье преподобный отец Мердок из методистской церкви Милости Господней прочтет проповедь, тема которой «Бог говорит с нами каждый день», после чего будет зачитаны выдержки из Первого послания к коринфянам. Отец смеялся до слез. Ну, наверное, каждый из нас время от времени слышит голос – чей-то голос, – выдавил он, когда приступ смеха прошел. Но ты можешь, дочка, поспорить на самый последний доллар: каждый из нас, включая и преподобного отца Мердока, слышит именно то, что он хочет услышать. Так удобнее.
А эти люди, как видно, хотели услышать в простой записи партии для ударных призыв к ритуальным убийствам. И теперь, когда из сотен и тысяч громкоговорителей, установленных по всему городу, раздается пульсирующий барабанный бой – призывный грохот, оказавшийся на поверку, как утверждает Эдди, всего лишь партией ударных для «зи-зи топовской» песенки «Велкро Флай», – это служит для них сигналом размотать пару веревок и вздернуть нескольких ближних своих на ближайших столбах.
«И сколько же их всего? – размышляла Сюзанна, пока Эдди катил ее в коляске, выщербленные колеса которой скрипели по битому стеклу и шуршали по обрывкам бумаги. – Сколько погибло за эти годы, из-за того только, что где-то под городом заклинило электронную схему, включающую радиопередачу? может быть, это все началось потому, что они ощутили глубинную чужеродность музыки, каким-то непостижимым образом попавшей сюда – как, собственно, и мы сами, и тот разбившийся аэроплан, и эти автомобили на улицах – из другого мира?»
Этого она не знала, но вдруг поняла, что тоже теперь пришла к отцовскому – где-то циничному – взгляду на Бога и возможных его бесед с сыновьями Адама и дщерями Евы. Эти люди, наверное, просто искали удобоваримый повод для того, чтобы убивать друг друга, и обрели его в барабанном бое, который, собственно, в плане того, чтобы выступить поводом, был не хуже любого другого.
Она поймала себя на том, что мысли ее вновь и вновь возвращаются к улью, на который они наткнулись в эвкалиптовой роще – бесформенный улей с белыми пчелами, чей ядовитый мед наверняка бы убил их, если б они были настолько глупы, чтобы его попробовать. Здесь, на берегу реки Сенд, был еще один умирающий улей, где обитали еще одни белые пчелы-мутанты, чей укус, может быть, столь же смертелен… запутавшиеся, потерянные, сбитые с толку создания.