Беспокойник
Шрифт:
Приколото был непроницаем.
— Значит, правильно. Итак, этой легенде все поверят, кроме одного человека. Слесарь Пшуков помнит два громких процесса на холодильнике. Тогда посадили две группы расхитителей народного добра. Слесарь Пшуков подозревает, что и у вас рыльце в пушку, есть у него на то основания. Ведь не случайно вы его уволили. Однако за руку вас никто не поймал. Но как только начнется «изящная жизнь» пенсионера Приколото, Пшуков заявит: мол, знаю, откуда у него эти деньги. Значит, вам мешает этот человек. Купить его, как вы купили Кулика, не удается. Более того, при встрече с вами Пшуков как-то криво
И тут подворачивается случай — у Бурдовой пропадает пальто. Вы тонко оцениваете обстановку: Бурдова — женщина с характером, и если ее натравить на Пшукова, то она его в тюрьму упрячет. Начинается детектив. Кулик тащит у пьяного Пшукова связку ключей, крадет сумку из квартиры Бурдовой и буквально вкладывает эту сумку в руки Пшукова. Рассчитано точно: у Пшукова душа горит, ему надо опохмелиться. Пшуков в запое, ему море по колено. У палатки стеклопосуды некто покупает эту сумку у Пшукова при свидетелях. Некто получает за это дополнительные пол-литра, а следствие — неопровержимые улики против Пшукова. Продумано все прекрасно, вплоть до бутылки «Виньяка».
Но растяпа-оперативник топчется на месте, и вы элегантно ему помогаете. В милиции не полные идиоты, и их должно заинтересовать, почему Пшуков написал анонимку. Однако дело опять затормаживается. Пшукова не арестовывают. А вам надо хотя бы на год отправить его в места не столь отдаленные. По возвращении Пшукову будет не до вас. И тогда вы действуете наверняка. Несколько таинственных попыток взломать двери в подъезде, потом Кулик бьет Бурдову мешком, взятым у Пшукова. Надеюсь, это был Кулик, вы сами не станете пачкаться?
— Вадим Емельяныч, в мои-то годы...
— Вот именно. Годы идут, ждать невтерпеж. А оперативника на всякий случай вы берете «на крючок», организуя обвинение в аморальном поведении. Пусть не рыпается. Наконец, Пшуков арестован. Теперь полный порядок. И тут, действительно, счастье привалило. Предлагают билет. Конечно, рискованно, но когда еще билет купишь? А вы устали ждать. Настолько устали, что стоило мне прийти к вам «с повинной», как сразу выигрышем похвастались. Это для того, чтоб к вам больше никто с вопросами не приставал. Может, я в чем-либо ошибаюсь, Семен Николаич?
Если бы он на этом закончил игру, я бы оформил ему добровольное признание, хотя надо было писать на всю катушку. Ведь Приколото чуть не посадил невинного человека! Я исходил из того соображения, что Приколото и так сломал себе жизнь. Сколько лет прятался, дрожал, а в итоге?
— Вадим Емельяныч, — вздохнул Приколото, — в одном вы правы: устал я. Сердце пошаливает. Ночами не спал, думал. Вот-вот в ящик сыграю, не успею. Но с Куликом было иначе. Это он сам, по собственной инициативе.
Опять изворачивается, подумал я. Что ж, пусть пеняет на себя.
— Семен Николаич, Кулика сейчас допрашивает Евсеев. Неужели Кулик не расколется? Он же трус, ваш Кулик.
— Продажная шкура! — Приколото криво усмехнулся. (Прямо как в классическом детективе. Но разве я виноват, что у всех преступников одна реакция — кривая ухмылка.) — Однако не воровал я. Брал, это верно. Брал, что плохо лежит. Не я — так взял бы другой. В нашей работе своя специфика. Кто может, тот и тащит. Одних выловите, приходят другие.
Впечатляющая теория. По идее, я должен был как-то ответить аргументированно и доказательно. Но позвонили в дверь, пришел Евсеев с понятыми.
— Вы, — удивилась Таня. — Вот кого не ожидала!
— Таня, почему на «вы»? А я тут случайно оказался, по делам службы.
— Ах, по делам службы? Тогда желаю успехов.
— Таня, я песенку сочинил: «Ты, товарищ Приколото, приколол вчера кого-то...»
— Неостроумно.
— Таня, ты мне звонила во вторник?
— Не имеет значения.
— Таня, у меня в тот день была срочная работа.
По лестнице подымалась жена Пшукова, Зинаида Ивановна. Она мрачно посмотрела в нашу сторону и, возясь с замком своей двери, вслух произнесла:
— Господи, что творится! Приколоту забрали!
Таня отпрянула от меня, словно ее ударили.
— Так вот какая ваша работа!
Я молча повернулся и пошел вниз. «Черт бы их всех побрал, — думал я. — Конечно, скажи я Зинаиде Ивановне, что ее мужа завтра выпустят, она бы разревелась от счастья». Да и Танечка заговорила бы по-другому. Но почему они настроены против меня? Как будто я что-то делаю для собственного удовольствия! Ничего, завтра Пшуков вернется, он им все объяснит. Тогда посмотрим. А я не мальчишка, чтобы оправдываться на каждом шагу.
Я спустился на первый этаж и только тогда услышал, как наверху хлопнула дверь. «Вот и хорошо, — подумал я. — Завтра Таня все узнает, и ей будет стыдно, и она позвонит как миленькая. А если не позвонит? «И разошлись они, как в море теплоходы». Что ж, подожду два дня и приду к ней сам. Таня — баба умная и, наверно, поняла, что никуда я от нее не денусь».
Естественно, Профурсет отсутствовал. Смылся через форточку. Ищи-свищи. Я, озлобившись на весь мир, сторожил на кухне чайник. Выплыла Клавдия Матвеевна, загремела тарелками. «Если скажет, что опять испачкал плиту, убью, задушу собственными руками», — твердо решил я.
— Вадим Емельяныч, — раздался за спиной ангельский голосок. — Ваш Котяра на соседнем дворе. Там кошка объявилась. Туда все коты сбежались.
Готов был расцеловать старую ведьму, но мужская выдержка... Я переобулся и помчался на соседний двор. На заборе, нахохлившись, ужасно одинокий и ужасно несчастный, сидел Котяра.
— Что, Котяра, — спросил я его, беря на руки, — и тебе не повезло в личной жизни?
— Вяу! — сказал Котяра.