Беспокойник
Шрифт:
— Спасибо. Но я тоже не ожидал...
— Чего?
— Что так неожиданно его распутаю. Как будто мне кто-то старательно помогал.
— Ценная мысль. Оставь ее для мемуаров. А пока...
— А пока я прошу разрешить мне продолжить расследование.
...В порядке партийной дисциплины он мог бы мне приказать, но я не член. А по уставу службы имел право взять на себя это дело. И Хирга пошел на попятную.
— Хорошо, Вадим Емельянович. Кончай темнить, объясни мне, старому остолопу...
...Краткий обмен комплиментами. И вот по лицу «вождя» я вижу, что теперь-то начальство
— Письмо. Пшуков не мог написать анонимное письмо.
— А факты? Журнал его, статья вырвана, орфографические ошибки... К тому же Пшуков обижен на Приколото...
— Логично. Однако я не могу себе представить, как это Анатолий Петрович, слесарь шестого разряда, надевает перчатки, вырезает печатные буквы и клеит анонимку. Да это ему бы в голову никогда не пришло.
— Вадим Емельянович, у нас народ грамотный, культурный, растет над собой. Наверно, Пшуков насмотрелся детективов по телевизору.
— Не похоже это на Пшукова. Не в его характере.
— А ты о письме с ним поговорил?
— Бесполезно. Во-первых, он готов был во всем согласиться. Во-вторых, отрицай он, так что бы это пояснило? Но навели нас на Пшукова именно анонимным письмом, сообразили, что мы найдем его автора. А вдруг журнал попал к Анатолию Петровичу с уже вырванной статьей? Ключи от почтового ящика стандартные. Пшуков — фигура весьма удобная, на него все можно вешать. В пьяном виде он себя не помнит. Да, сумка Бурдовой была у него, это доказано. Но где доказательство, что он открывал тридцать третью квартиру? Ведь сумку ему мог вручить кто-то другой.
— Кто? И зачем?
— Спросите меня что-нибудь полегче.
— Мистика. Прямо домовые завелись в ЖЭКе номер тринадцать.
— Именно домовые. Но я не понимаю, почему они заварили эту кашу. А ведь просто так ничего не происходит.
...Я поймал короткий взгляд Хирги. Произошел контакт.
— Кого ты подозреваешь?
— Никого.
— Что же дальше?
— Буду ждать.
— Последующих действий домовых?
— Так точно.
— Ладно, рискнем. — Но перед тем как окончательно отлиться в монументальную позу «вождя», Хирга меня удивил. — Вадик, — сказал он, — говори напрямик: что тебе нужно?
Тут он попал в точку. Мне надо было позарез встретиться с ребятишками из ОБХСС.
8
В четверг, в десять минут девятого вечера я понял, что сбываются самые худшие мои предположения. Так опаздывать могла только девушка. Через пять минут она появилась. Таня Сердан из девятнадцатой квартиры. Первая фраза у меня была придумана заранее, но что говорить дальше, я не знал.
— Клянусь, я без оружия, — сказал я.
— Вы просто храбрец, — сказала Таня.
Помолчали.
— Простите, но я мильон лет не ухаживал за девушками. Что мне надо делать?
— Пригласить в кафе, — сказала Таня.
В кафе-мороженом мы взяли по порции «Космоса», Тане я заказал фужер сухого вина, а себе бутылку лимонада. Официантка глянула на меня уничтожающе.
— Вы совсем не пьете? — спросила Таня.
— Привычка бывшего спортсмена. Когда-то я прыгал на четыре метра пять сантиметров. С шестом, разумеется.
— А я думала, вы блюдете себя, потому что находитесь на работе.
— То есть как?
— Я же обещала вам назвать имя вора.
— Вы все шутите, Таня. Лучше расскажите, что за человек Кулик, ваш сосед по лестничной площадке.
— Кулик? Василий Иваныч? Противный маленький старикашка, который смотрит на девочек и у него слюнки текут. На лестнице он пропускает меня вперед на несколько ступенек и идет следом, понимаете? Мерзкое ощущение. Любит за всеми подглядывать и подслушивать. Почему он вас заинтересовал?
— Просто так. У меня на днях был частный разговор с его соседом, Анатолием Петровичем Пшуковым. Кулик на кухню носа не высовывал, и лишь перед уходом я догадался, что он дома. Квартирки в вашем доме типовые. Наверно, все происходящее на кухне хорошо транслируется в ближайшую комнату?
— Каждое слово. Но только забудьте про Кулика и Пшукова. Пальто у Бурдихи взяла я.
— Издеваетесь?
— Так я, по-вашему, не могла этого сделать?
— Нет.
— И тем не менее. Пальто было старое, изъеденное молью. Валя, соседка Бурдовой, жаловалась мне, что никак не может избавиться от этой грязной тряпки. Старуха скорее умрет, чем позволит убрать пальто из передней. И я сказала: давай я отнесу его на помойку. Но Валя запугана Бурдихой, та ест ее живьем, нельзя даже на полчаса оставить на кухне немытую посуду... Словом, Валя не хотела связываться с Ниной Петровной. А я сказала: вот утопает Бурдиха в магазин, ты дверь приоткрой, остальное тебя не касается. Бурдова мне спасибо должна сказать, что я ее мусор выбросила, не поленилась.
— А сумка?
— Какая сумка? Лично я об ее сумку руки не стану пачкать. И охота вам во всем этом копаться? Две недели к нам ходите, все выискиваете, ничего другого не замечаете, на людей не смотрите...
— На каких людей?
— Неважно. Подумайте, ну какой нормальный человек мог позариться на ее барахло?
— Танечка, сумка и пальто — вещи гражданки Бурдовой. Согласен, вещи дрянные, но они ее собственность. Она их приобрела на честно заработанную пенсию. В обязанность милиции входит... нельзя смеяться над причудами старых людей... У Бурдовой была тяжелая жизнь... война...
Проклиная самого себя, я завел нудную лекцию на тему: «Моя милиция меня бережет» и «Волга впадает в Каспийское море». И так я вещал без остановки и думал: когда же Таня плеснет мне вино в рожу и убежит из кафе? И еще я думал, что если и был у меня шанс завести с ней роман, то теперь уж точно все потеряно. И еще я думал: не подослана ли Таня таинственными домовыми ЖЭКа номер тринадцать? Но тут же прогнал эту мысль: не путай жанры, Вадик, это тебе не игра с американской разведкой, которая согласно нашим «дефективам» вербует красивых баб, а самодеятельность жуликов средней руки. Не тот масштаб. И еще я думал, что Таня в одном права: нормальный человек не мог позариться на барахло гражданки Бурдовой. И все произошло обыкновенно и буднично: пьяный слесарь, проказница Таня... Но почему мне мерещится еще кто-то, который «кое-где у нас порой»? К чертовой матери!