Беспокойный человек
Шрифт:
Дед Антон разговаривал с пастухом, курил самосад, а сам, щуря свои зоркие голубые глаза, неотступно следил за доярками. Сидел от них как будто далеко, на бугре под кустиками, но все видел. Видел, как Тоня гонялась с бадейкой за своими коровами, и как спокойно подходила к коровам Аграфена, и как медленно доила своих коров Таисья… Но когда увидел, как обступили коровы Катерину и как они лизали ее, усмехнулся:
— Ты гляди-ка на них! Скотину ведь тоже не обманешь! Нет, не обманешь! — Но
Николай Иваныч молчал, ожидая, что дед Антон объяснит, какая у него задача. Но, видя, что старик только покряхтывает, а ничего не объясняет, спросил сам:
— Кто ж тебе такую задачу задал, Савельич? Что кряхтишь? Видно, решить не можешь?
— Да вот как тут решить, домовой ее возьми! — проговорил дед Антон. — Сплановал я одно дело, а теперь не знаю, хорошо ли… Ведь лучшую доярку приходится снимать!
— Катерину? Что так? — живо спросил Николай Иваныч. — Ай проштрафилась?
— Да какой там проштрафилась! — возразил дед Антона — Не проштрафилась… наоборот, можно сказать — даже отличилась. Но вот решили мы ее на другую работу взять.
Николай Иваныч покачал головой:
— Ну, не знаю… Тут еще, пожалуй, с Прасковьей Филипповной тебе крупно поговорить придется.
— Вот то-то и боюсь… А как хочешь — в этом деле без Катерины не обойтись. В телятник хочу ее поставить. Попробуем по-новому телят воспитывать. А на такое дело кого ж поставишь? Кроме нее, некого. Тут человек нужен решительный. И человек нужен беспокойный, чтоб над этим делом дрожал и болел. И человек нужен грамотный. Обязательно грамотный и политически сознательный, понимаешь ты?
— О-о… — протянул Николай Иваныч. — А Марфу-то Тихоновну куда же?
— Тут же будет. Катерине самых маленьких, молочников, дадим. А ей старших. Ведь у нас самое ответственное — это молочников до трехмесячного возраста довести. А там уже не страшно.
Николай Иваныч усмехнулся в свою русую раздвоенную бороду:
— Ох, Савельич! Много скандалу примешь!
— Да уж не без этого! — весело согласился дед Антон. — А что же сделаешь? Раз надо, значит надо. А брань-то — она что ж? Брань на вороту не виснет…
Тихо ложились зеленые сумерки на лесную поляну. Закрывались на ночь высокие желтые купальницы в кустах. Оранжевые отсветы зари уходили все выше к вершинам деревьев и, словно запутавшись в густых ветках, тлели там и догорали…
Доярки одна за другой отпускали коров.
— Эй, деды! — закричала Тоня. — Слезайте с бугра — домой пора! — И пошла вперед, затянув какую-то пронзительную песню.
По дороге домой доярки шли все вместе, окружив деда Антона, и тут дед Антон, словно собираясь нырнуть в омут, набрал воздуху и объявил:
— А я Катерине подмену привез! — И кивнул головой на Анку.
— Ты что, дедушка Антон! — крикнула Катерина. — Какую подмену?
Толстая Аграфена даже остановилась от изумления. А Тоня с кривой улыбкой поклонилась Катерине:
— Дослужилась!
— Эй! Эй! Прасковья! — вдруг закричала Аграфена Прасковье Филипповне, которая ехала впереди с молоком. — Остановись! Послушай, что делается-то!
— Поезжай, поезжай! — махнул рукой дед Антон. — Чего останавливаться? Пожалуй, простоишь и молоко проквасишь!
Доярки долго бушевали. Особенно Прасковья Филипповна. Что же это за дело? Только человек начнет себя на работе как следует показывать — его с работы срывают! И что же это за заведующий — своими руками молочную секцию разоряет!
— Служи не служи — почет один! — вставила Тоня. — А Катерине наука — не выслуживайся!
— Да за что такое Катерину-то снимаете? — нападала Аграфена. — Кому она там у вас не угодила?
И большого труда стоило деду Антону объяснить, что не потому Катерину снимают, что она не угодила, а потому, что она в другом месте нужна.
— Она коров-то набаловала, кто их теперь возьмет? — сказала Тоня. — С ними наплачешься!
— Я возьму, — весело возразила Анка.
— Потому и подмену раньше привез, — объяснил Дед Антон, — пусть до осени поживет с вами. А Катерина ее тем временем подучит, как какую корову доить да как с какой коровой обращаться. Пускай привыкнут к новой доярке. А как привыкнут, так Катерина и отойдет от них потихоньку.
— А меня куда же, дедушка Антон? — скрывая волнение, негромко спросила Катерина.
— Не иначе, как председателем сельсовета сделают! — засмеялась Тоня. — А то так прямо в академию куда-нибудь доярок учить!..
— А с тобой, Катерина, нам всерьез поговорить надо, — сказал дед Антон, не обращая внимания на Тонины слова. — Помнишь, я тебе сказал зимой, что одну думу думаю? Ну, так вот я ее и надумал. Если договоримся, значит будет, как я сказал. А не договоримся — все, как было, останется.
Долго сидели на скамейке под березами дед Антон и Катерина.
— Пойми, голова: когда новое дело начинаешь, надо его делать очень хорошо. Отлично даже делать надо. Чтобы народ увидел, что это новое дело — правильное, что вот так и делать должно. А если затеять новое дело да провалить — ну, народ сразу и отобьешь. Скажут: по-старому-то лучше было. А словами никого не убедишь. Кого ж убедишь, если на словах будет одно, а на деле другое? На Марфу Тихоновну нам рассчитывать не приходится, сама знаешь. А вопрос этот — политической важности. Ведь ты ж у нас комсомолка, все это понимать должна!