Бессердечный граф

Клейпас Лиза

– Мне проще воспринимать вас как противника.

Девон улыбнулся одними уголками губ:

– В таком случае мы оба оказались в неловкой ситуации, потому что я передумал продавать поместье.

В первое мгновение Кэтлин была так поражена, что лишилась дара речи. Нет, в это невозможно поверить. Может, она ослышалась?

– Положение Эверсби настолько отчаянное, – продолжил Девон, – что вряд ли его можно ухудшить еще больше. Конечно, я могу попробовать, но… – Он показал на два стула возле письменного стола. – Присядете?

Кэтлин кивнула, и пока усаживалась на стул, расправляя

юбки, в голове ее лихорадочно роились мысли. Вчера он казался настроенным очень решительно, и не было никаких сомнений, что он избавится от поместья и всех его проблем самым простым для него образом.

Расправив юбки, Кэтлин сложила руки на коленях и подняла на Девона вопросительный взгляд.

– Милорд, позвольте спросить: что заставило вас передумать?

Девон не спешил с ответом, стараясь подобрать правильные слова.

– Я тщательно взвесил все причины, по которым мне стоило бы умыть руки, но все время мне не давала покоя мысль, что будет со всеми этими мужчинами, женщинами и детьми в поместье. Приорат Эверсби – плод трудов нескольких поколений моих предков, я не могу его взять и уничтожить.

– На мой взгляд, ваше решение достойно восхищения, – сказала Кэтлин в некоторой растерянности, не вполне неуверенная, что поняла все правильно.

Его губы скривились.

– Мой брат считает это тщеславием и, конечно, предрекает мне поражение.

– В таком случае я стану ему противовесом! – воскликнула Кэтлин, – и предскажу вам успех.

Девон бросил на нее удивленный взгляд, потом одарил ослепительной улыбкой и посоветовал:

– Не обольщайтесь. Прошлой ночью я то и дело просыпался и спорил с собой, но потом мне пришло в голову спросить себя, что сделал бы мой отец, если бы прожил достаточно долго, чтобы оказаться в моем положении?

– И что же? Он сохранил бы поместье?

– Нет, напротив: продал бы, ни секунды не раздумывая. – Девон издал короткий смешок. – Поскольку самое правильное поступать ему наперекор, как было всегда, решение пришло само собой. Можно смело сказать, что если делать противоположное тому, что сделал бы мой отец, то всегда будешь поступать правильно.

Кэтлин задумчиво посмотрела на него, но все же осмелилась спросить:

– Он пил?

– Не только. А если ему что-то нравилось, то делал он это чрезмерно. В общем, Рейвенел до мозга костей.

Кэтлин кивнула, подумав о Тео, и осмелилась заметить:

– Да, фамильные черты характера не очень-то хорошо поддаются управлению.

Глаза Девона весело блеснули.

– Как один из Рейвенелов, который унаследовал врожденный темперамент полной мерой, соглашусь с вами. Хотел бы я хоть кем-то из рода похвастаться, но даже моя мать, к сожалению, была еще хуже.

– Неужели? – удивилась Кэтлин. – У нее что был очень вспыльчивый характер?

– Если бы только это… Нет, она была еще и нестабильной, взбалмошной. Без преувеличения можно сказать, что бывали дни, а то и недели, когда она забывала, что у нее вообще есть дети.

– Как похоже на моих родителей! – заметила Кэтлин и после небольшой паузы добавила: – Нет, они могли быть очень внимательными и заботливыми, но только если ты лошадь.

Девон улыбнулся и

наклонился вперед, поставил локти на колени и свесив голову. Эта небрежная поза – не приемлемая для джентльмена, учитывая присутствие дамы, – показывала, как он устал и подавлен своим положением. В Кэтлин впервые шевельнулось искреннее сочувствие к нему. Несправедливо, что на одного человека вот так, сразу, свалилось столько самых разных проблем.

Наконец он опять сел прямо и сказал:

– Есть еще одно дело, которое мне нужно с вами обсудить. Совесть не позволяет мне выселить сестер Тео из единственного дома, который у них когда-либо был. – Увидев выражение ее лица, он поднял бровь. – Да, представьте, у меня есть совесть. Она годами пребывала в состоянии спячки, но, несмотря на это, все-таки ухитряется время от времени доставлять неудобства.

– Если вы собираетесь разрешить девочкам остаться здесь…

– Да, собираюсь. Но этот план сопряжен с очевидными трудностями. Им потребуется наставница, не говоря уже о строгом обучении, если им предстоит в конце концов выйти в свет.

– В свет? – ошеломленно переспросила Кэтлин. – Всем троим?

– Почему нет? Они ведь уже совершеннолетние, не так ли?

– Да, но расходы…

– Об этом предоставьте беспокоиться мне. – Он помолчал. – Вы бы освободили меня от самой трудной части всего этого дела, если бы взяли близняшек в свои руки и приобщили к цивилизации, насколько это возможно.

– Я? – Кэтлин расширила глаза. – Вы предлагаете мне остаться в Эверсби?

Девон кивнул.

– Вы, конечно, не намного старше, чем Хелен и близняшки, но, думаю, сможете с ними управиться. И уж точно лучше, чем кто-то посторонний. – Он помолчал. – Они должны иметь такие же возможности, какими пользуются другие юные леди подобного происхождения и, конечно, вы можете продолжать работу с Асадом. Я подозреваю, что он обучится хорошим манерам быстрее Пандоры.

Сердце Кэтлин затрепетало. Остаться в поместье со всеми, кто ей дорог, – о таком она даже мечтать не осмеливалась. Она осторожно поинтересовалась:

– Полагаю, вы тоже будете жить здесь?

– Нет, буду иногда приезжать, но большую часть работы по решению финансовых проблем поместья придется делать в Лондоне. В мое отсутствие все хозяйство ляжет на ваши плечи. Этого стимула достаточно, чтобы вы остались?

Кэтлин радостно закивала еще до того, как он закончил фразу, и воскликнула едва не задыхаясь:

– Да, милорд! Я останусь и помогу вам всем, чем смогу.

Глава 7

Через месяц после того, как Девон и Уэстон уехали из Гэмпшира, в Эверсби принесли посылку, адресованную Кэтлин. Когда все собрались в гостиной на втором этаже, она открыла посылку и стала разворачивать хрустящую бумагу. Внутри оказалась кашемировая шаль, увидев которую, все ахнули от восхищения. Такие шали, связанные вручную в Персии и отделанные каймой из вышитых цветов и шелковой бахромой, были сейчас последним криком моды в Лондоне. Пряжа, окрашенная в разные оттенки одного и того же цвета, давала удивительный эффект заката; пылающие красные тона переходили в оранжевые и золотые.