Бессердечный ублюдок
Шрифт:
— Все будет хорошо. — Я открыла глаза, не понимая, о чем он говорит, потому что многое было не в порядке. — Я позабочусь об этом. — Его взгляд был жестким. — Ты мне веришь?
Я кивнула еще до того, как поняла, что совершила действие. Мое тело уже без сомнений знало, что слова этого мужчины — правда. Он наклонился и поцеловал меня страстно, со всей силой. Он погубил меня самым лучшим образом. И когда он прервал поцелуй и встал, закрыв дверь и глядя сквозь тонированное стекло так, словно заглядывал прямо в душу,
С ним я всегда буду в безопасности, и это должно было меня пугать, ведь это означало, что Арло еще опаснее, чем те монстры, которые охотились за мной.
Арло
То, что я не убрал Леонида всего несколько мгновений назад, когда он был слишком близко к Галине — когда он смотрел на нее так, словно раздевал глазами, — отняло у меня всю мою сраную силу воли.
Я не хотел оставлять ее в машине, хотя и знал, что она в безопасности. В этой части города никто не стал бы с ней связываться. Никто не посмеет даже взглянуть в ее сторону, зная, что она со мной. Эта часть Десолейшена была территорией Братвы. А значит, преступность, не связанная с русскими, была практически нулевой.
Я вернулся в «Василий» и увидел, что Аким негромко разговаривает с барменом.
Аким оглянулся через плечо, чтобы посмотреть, кто вошел, и, увидев выражение моего лица и молчаливую команду, которую я ему дал, медленно кивнул и подошел к входным дверям, защелкнул замок и наклонил подбородок к задней двери, давая понять бармену, что пора уходить. Хотя он и не знал, зачем я здесь, выражение моего лица было чертовски ясным.
Дело шло к развязке, и если он не хотел оказаться на прицеле, то ему пора было уходить.
После встречи с Дмитрием и Николаем в «Мяснике и сыне» и полного ознакомления с их планом в отношении отца мне не нужно было думать о том, что нужно делать. Выбора не было. Я планировал убрать Леонида еще до разговора с его сыновьями. Просто еще заранее не было спланировано, как это сделать.
Леонида необходимо было убрать, чтобы уберечь Галину. Мне было наплевать на внутреннюю борьбу за власть в семье Петровых и на то, что у них происходит за кулисами с итальянцами. Единственное, что меня волновало, — удостовериться, что женщина, которая принадлежала мне, которую я защищал ценой своей жизни, никогда не подвергнется опасности. Особенно из-за меня.
Дмитрий рассказал мне, что его отец приходил в «Василий» каждую неделю в одно и то же время и всегда уединялся в задней комнате, чтобы поесть. После еды — и пары насильственных половых актов с женщинами, которых приводил с собой, — он возвращался в свою квартиру, которая тщательно охранялась и имела слишком много свидетелей, и вытворял с женщинами немыслимые вещи, пока они не возвращались домой на следующее
Но здесь, в «Василии», он был без охраны, слишком самонадеянно считая, что в этой части города в безопасности. И по большей части это было правдой. Но только не сегодня.
Я не хотел, чтобы Галина приближалась к Леониду, потому что это еще больше усилило бы мою ярость. Мне было неприятно видеть ее рядом с ним, но это был наиболее быстрый и удобный способ покончить с Леонидом. Я не желал ждать, как и Дмитрий или Николай. Ожидание только увеличит риск того, что Леонид узнает об этом… если он уже не знает. Мало что могло пройти мимо этого садистского ублюдка.
При мысли о том, что мне предстоит расправиться с Леонидом, я почувствовал глубокое удовлетворение. Я позабочусь о том, чтобы это было самое кровавое и жестокое убийство из всех возможных. Меньшего он не заслуживал.
Мой гнев нарастал так быстро и стремительно, что я буквально задыхался от него. Воспоминание о том, как Леонид смотрел на нее, как горел огонь в его глазах, когда он, без сомнения, думал о том, как сломать Галину, заставило меня сжать руки в кулаки. Я вспомнил, как она доверила мне правду о своем прошлом — одну, с которой я разберусь, хочет она того или нет, одну, которую я уберу, как только все будет сказано и сделано.
Я выслежу тех ублюдков, которые вздумали унизить и обидеть ее. Заставлю их плакать и молить о смерти, прежде чем нанесу последний удар. Я сделаю так, чтобы Галина больше никогда не жила в страхе.
От бармена не осталось и следа, словно под его задницей разожгли огонь. Аким тоже исчез. Тяжелый груз тишины был единственным, что я пропускал через свое сознание. К моему телу было пристегнуто несколько пистолетов, все они были спрятаны, но легко доступны. Однако сегодня я буду использовать не их.
Сегодня вечером, и только для Леонида, только для выблядков, которые лично обидели меня, или, в данном случае, единственную важную вещь в моей жизни, которую они оскорбили и которой угрожали — Галину — я бы использовал свои гребаные руки. Я бы сделал это интимным.
Я хотел видеть, чувствовать, как кровь покидает тело Леонида, когда он смотрит мне в глаза. Я хотел, чтобы мое лицо было последним, что он успеет увидеть, прежде чем сделает последний вздох. Одна мысль об этом возбуждала меня.
Из кухни доносились приглушенные шорохи, звон и стук кастрюль и сковородок, а затем меня снова охватила полная тишина. Я направился в заднюю часть комнаты, где находилась личная комната, сердце билось в груди ровно и спокойно, жажда крови окружала меня, как ласка любовника.
Дверь, за которой находился Леонид, была закрыта, и я остановился перед ней, услышав с той стороны тихий женский плач, а затем отчетливый стук столового серебра о тарелку. Я знал, какое больное дерьмо любит Леонид, как он отрывается на женских слезах.