Бессердечный
Шрифт:
Я обдумал это предложение и кивнул:
– Давай!
Мы вытянули веревку, освободили Рамона от баллонов и потихоньку опустили громоздкий агрегат в катакомбы.
– Вперед! – поторопил я напарника, передав ему фонарь.
Крепыш повесил его на шею и уверенно скользнул за огнеметом. Я выждал, пока ослабнет натяжение веревки, и сунулся следом.
– Порядок? – окликнул напарника.
– Да, спускайся! – отозвался Рамон, его голос донесся раскатистым эхом.
Тогда я ухватился за веревку и свесился в пролом. Носки сапог заскользили по влажным
– Взбираться будет легче! – объявил я, спрыгнув на каменный пол, и вдруг наверху налилась сиянием алая точка сигаретного огонька. Миг она пылала в темноте, потом сорвалась вниз, пролетела мимо меня и рассыпалась искрами, упав на каменный пол.
Я поднял окурок самокрутки, уловил аромат любимого табака лепрекона и с облегчением перевел дух. Перевел взгляд на испуганно вжавшегося в стену Рамона и махнул рукой:
– Не обращай внимания.
– Кто это?
– Помнишь карлика из опиумной курильни? Ты еще погнался за ним в коридор?
– Какого черта он увязался за нами?! – вспылил крепыш.
– Он работает на меня, – слегка приукрасил я наши отношения.
– Да ты шутишь!
– Забудь! – потребовал я и принялся навьючивать на крепыша баллоны огнемета.
– Дьявольщина! – выдохнул напарник. – Так и спину сорвать недолго!
– Напомнить расценки грузчиков?
– Ты меня теперь до конца жизни деньгами попрекать будешь?! – вспылил Рамон. – Давай! Найди кого-нибудь другого на эту работу!
– Не ори, – попросил я и посветил фонариком в уходящий вглубь холма проход.
Каменные стены были гладко стесаны, потолки возвышались метра на три, никаких замурованных проемов, никаких пустых ниш. Если в этих катакомбах и хоронили умерших, то делали это дальше от входа.
– Вперед! – приказал я Рамону.
Тот привел огнемет в боевую готовность и первым двинулся по проходу. Я зашагал следом. Цевье винчестера устроил на сгибе локтя левой руки, в ней же держал фонарик. Указательный палец правой лежал у спускового крючка – огонь я готов был открыть без всякого промедления. Даже темные очки снял, чтобы не упустить ни единой мелочи; в любом случае луч электрического фонаря выдавал наше приближение много раньше, чем блеск глаз.
– Пусто здесь, – прошептал Рамон.
Я промолчал.
Подземный лабиринт уже начал действовать мне на нервы. Ходы тянулись, тянулись и тянулись вглубь холма; изредка мы оказывались на их пересечении и всякий раз поворачивали налево, а Рамон еще и делал отметины на стенах куском предусмотрительно прихваченного с собой известняка. Впрочем, особой запутанностью верхний уровень катакомб похвастаться не мог, я прекрасно запомнил дорогу и так.
На уходящую вниз лестницу мы наткнулись минут через десять; Рамон шумно вздохнул и первым двинулся по каменным ступеням, я подсвечивал ему из-за спины.
Второй уровень подземелья заметно разнился с верхним. Ходы превратились в узкие высокие щели, потолки терялись в темноте,
Древнее захоронение разграбили, и сделали это на редкость неряшливо.
Часто на камнях попадались непонятные надписи, иногда в глаза бросалась христианская символика; чаще всего это были вырезанные на стенах рыбы и соединенные воедино буквы «Х» и «Р». Зачастую их уродовали относительно свежие сколы.
– Тут вообще ничего целого не осталось? – спросил Рамон, приглушив голос до едва слышного шепота.
– Думаю, нет.
– А где тогда кости?
– Понятия не имею, – не нашелся я, что ответить. – Катакомбы могли разорить века назад.
– И все же что-то здесь не так, – пробурчал напарник, заглядывая в небольшое боковое помещение с нишами, расположенными одна над другой, самая верхняя из которых имела форму арки. – Семейные усыпальницы?
– Да.
Мы двинулись дальше, и подобные комнаты стали попадаться все чаще и чаще, а потом коридор вывел к очередной лестнице.
– Идем вниз или сначала этот этаж проверим? – спросил Рамон.
– Вниз, вниз и вниз, – решительно ответил я.
Под сапогами заскользили влажные каменные ступени, воздух показался несравненно более затхлым, с неким весьма неприятным привкусом.
– Уж не подземный ли это газ? – всполошился Рамон. – Если это метан, мы взорвемся!
– А если не метан – задохнемся, – хмыкнул я. – Отставить панику! За мной!
И мы вновь двинулись по узеньким проходам с бессчетными рядами пустых ниш. Здесь было холодно и тоскливо, волосы на затылке шевелились даже не от страха, но от ожидания неминуемой погибели. Хотелось бросить все и убежать наверх. Пусть там и сыплет с неба морось, а солнца не видно из-за облаков, но лучше непогода и холодный ветер в лицо, чем пугающая затхлость подземелья.
Вскоре начали попадаться кости. Изредка они белели то тут, то там, пока в просторном подземном зале мы не отыскали целую груду останков. И все бы ничего, но пол там покрывало костяное крошево, как если бы некто разламывал суставы в попытке добраться до костного мозга.
– Ничего себе зубки, – присвистнул Рамон, когда луч фонаря высветил изгрызенную берцовую кость.
– Давно это было, – решил я и зашагал дальше.
Дальше кости валялись всюду, и стало понятно, что верхний этаж очистили от них вовсе не разграбившие могилы мародеры, а некто несравненно более хозяйственный.
Бхуты!
– Черт бы побрал кладбищенских падальщиков! – пробурчал я себе под нос, но Рамон меня расслышал.
– Надеюсь, это захоронение и в самом деле разграблено очень, очень давно, – прошептал он. – И они все перемерли от голода.
– Надейся лучше на огнемет, – предложил я.
– Обратил внимание, что черепов нет?
– Да.
И в самом деле – луч фонаря высвечивал среди залежей ребер, позвонков, лучевых, берцовых и прочих костей лишь нижние челюсти. Черепа на глаза не попадались.