Бесштановый переворот
Шрифт:
Можно было бы бесконечно описывать всевозможные перипетии моих взаимоотношений, как внутри педагогического коллектива (почти на сто процентов женского, я и еще трое особей мужского пола по всем правилам математики округляемся до нуля), так и с учениками. Но это совсем другая история. Скажу лишь, что в поселке типа «г» я старался быть как можно менее заметным и тем более во взаимоотношениях со слабым полом.
Весь год, как мог, я сопротивлялся домогательствам со стороны коллег женского пола, ни кому ни какого повода не давал, в поселке вел
В коллективе сложилась коалиция, состоящая из ровесниц, чуть больше, чем ровесниц и совсем не ровесниц, которая пыталась расставить все на свои места: если есть холостой мужик, то он должен (даже обязан) кому-нибудь принадлежать.
Мне было бы гораздо тяжелее, если бы члены коалиции не вели локальные конфликты промеж собой. Но каждая была уверена, что этот кто-то — именно она.
Кульминация года — выпускной. Как я понял, эти мамзели и мадамы порешили в эту ночь расставить все точки над всеми буквами, где они нужны и даже над теми, где их присутствие совсем непотребно.
Меня спасло то, что данное решение каждая принимала самостоятельно, и потуги соперниц воспринимались как посягательство на личную собственность. Посему соискательницы большую часть времени и энергии тратили на междусобойчики, а не на охмурение моей скромной персоны. Иначе…
Даже не знаю, что было бы иначе. Выпускной как-никак, праздник. Головой я на все сто процентов понимал, что ни в коем случае нельзя отдавать никому предпочтения. Однако, голова головой, но есть и другие части организма…
Возникла своеобразная революционная ситуация: верхи не могли, а низы — хотели.
И такой, припертый обстоятельствами (готовый вот-вот сорваться), я принял единственно правильное решение. В ответ на их настойчивое желание «сделать», то есть оприходовать, меня, «сделал» их всех… тем, что не «сделал» никого.
А учитывая ситуацию насчет верхов и низов, я мобилизовал остатки логического мышления (программист все-таки) и хорошо понимал: выпью — захочу, много выпью — сильно захочу, очень много выпью — не смогу.
После первого стакана водки они так заулыбались, что стало немного не по себе. И если потребны для съемок фильма или вообще спутницы Дракулы, то за умеренную плату могу указать точный адрес.
Когда я (с перерывом в пять минут) стеганул второй стакан, в глазах соискательниц появился оттенок тревоги (его я еще успел заметить, первая порция спиртного только собиралась начинать действовать). Третий стакан мне не дали наполнить до краев, однако помню, что в нем что-то было, и это что-то я выпил.
Потом с памятью было немного тоскливо. Каким образом я добрался до дома скорей всего навсегда останется для меня великой тайной. Но проснулся я ни где-нибудь, а в своей кровати. Проснувшись, увидел ее…
— Ты кто? — Я с трудом озвучил самую разумную мысль, родившуюся в объятой синдромом голове (признаюсь, это была и самая длинная мысль).
— Я — Пальпулькидра, — прожурчал сказочной музыкой звонкий голосок.
Пальпулькидра…Ну и имечко! Как это моя больная голова умудрилась с первого раза запомнить такое? Хотя с такой внешностью она могла называться, положим, Сколопендрой, Мымролукой или Кикиморой… Не имело ни малейшего значения.
Но кто-то, сидящий внутри меня и рвущийся постоянно наружу, тот, которого я вооружившись здравым смыслом, гоню из себя, как врага номер один, воспользовался моим непотребным состоянием, моим же голосом спросил:
— А как зовут твоего отца?
Девушка удивленно вскинула бровь, но все-таки ответила:
— Сильбульлион.
— Здравствуйте, Пальпулькидра Сильбульлионовна, — поприветствовало гостью мое «второе я», за что первое (и, надеюсь, основное) возненавидело свою составляющую.
Брови Пальпулькидры изогнулись под немыслимым углом (что ни грамма не сказалось на ее привлекательности), но, тем не менее, она чуть медленнее ответила:
— Здравствуй, Игорь Сергеевич.
Моя ехидная составляющая поспешила ретироваться, оставив меня, основного и здравомыслящего, соображать, откуда посетительница знает мое имя. Причем, школьно-официальное.
Я удивился. И тут же удивился самому себе: нашел чему удивляться! Все остальное — нормально, в порядке вещей, а, вот, то, что она знает мое имя — крайне изумительный факт.
— У нас принято по другому приветствовать принцесс крови, — воспользовавшись моим замешательством, продолжала гостья, — и если бы ты обратился ко мне подобным образом после того как я подтвержу свою принадлежность к королевскому роду, то непременно был бы скормлен Глоталке или даже Жевалке. Официально мое имя звучит: Пальпулькидра Кля дз`Сильбульлион Омлю Сизы Юпалтын. И горе тому, кто перепутает. Но на первый раз я прощаю тебе твою дерзость.
Обе мои составляющие потеряли дар речи. Зато пробудилась третья (точнее пробудилась она сразу. Еще бы, созерцать такую красоту, причем ничем не прикрытую). Так, вот, эта третья моя часть, отвечающая за вышеупомянутые «низы», решила взять бразды правления в свои руки, и мысли заработали, чего уж греха таить, в постельно-похотливом направлении.
Сразу оговорюсь, так как боюсь, что может сложиться впечатление, будто я — шизофреник, страдающий даже не раздвоением, а разтроением личности. Отнюдь. Я един и неделим. Просто каждый человек таит в себе не две и не три, а великое множество составляющих. И все наши мысли, слова и поступки зависят от того, которая из них в данный момент доминирует. Сообразно с этим подчиняемся или здравому смыслу, или сиюминутной прихоти, или настроению.
Зачастую, ляпнув какую-нибудь несуразность, тут же задумавшись, удивляемся: как я мог сказать такое?! Да это и не я вовсе! Вот я и придумал себе плотную отмазку: сам-то я хороший, но сидят во мне несколько товарищей, за слова и поступки коих не несу ни какой ответственности.