Бессилие власти. Путинская Россия
Шрифт:
Помнится, в начале 1992 г. я был приглашен на конференцию, организованную Академией руководящих работников при президенте и МИД России, – с просьбой организаторов выступить с докладом, посвященном анализу новой политической обстановки в мире и роли России в этом мире. Такой доклад я сделал, в котором выразил мнение, что с распадом СССР закончилась эпоха глобального доминирования двух супердержав и началась эра американского господства, соответственно, необходимо полное переосмысление общей геополитической ситуации, на этой базе – определение роли и места России в современном мире с позиций ее национально-государственных интересов. При этом была выражена мысль о «вредности» идеи «бесконфликтности» отношений России с центрами силы, усиленно пропагандирующаяся в среде правящей бюрократии, которая основывалась на том предположении, что «возращение» России к «капиталистическим ценностям» якобы снимает «идеологические (системные) противоречия» и сближает Россию с Западом. Я напомнил, что
Первое «кольцо» – это приоритетные отношения со всем бывшими союзными республиками СССР, в частности с СНГ и особенно – с Украиной и Белоруссией, учитывая их особенную близость с Россией и геополитические позиции этих стран, «отдаление» от этих двух государств означало бы для России утерю европейского характера России и «отход» в глубь азиатского континента от собственно Европы на две тысячи километров.
Второе «кольцо» – это отношения со всеми пограничными странами (по периметру) России. Ослабленная Россия – это целая эпоха в ее предстоящей истории – к новым условиям необходимо привыкать. Поэтому установление дружеских отношений со всеми близкими соседями – это основное условие стабильности самой России в ее международных отношениях. Это – Западная Европа, Китай, Япония, Монголия, Турция, Иран.
Третье «кольцо» – отношения России с континентальными странами и их группами.
Четвертое «кольцо» – отношения России с основными политическими игроками.
Указанная классификация одновременно предполагала вычленение приоритетных («сквозных») политических отношений по наиболее важным, в том числе глобальным, проблемам современности. А это, в свою очередь, диктует установление особых связей со странами, обладающими наибольшим весом в мировой политике: это российско-американские отношения, российско-европейские (ЕС), российско-китайские, российско-японские и т.д.
«Технические», производственно-экономические, энергетические и прочие аспекты рождающихся новых международных экономических отношений России должны были, как мне казалось, «укладываться» в рамки соответствующей политики государства. Последние не следует рассматривать в специфических российских условиях как нечто самостоятельное, подчиненное спонтанно развивающимся процессам международного разделения труда (МРТ) и рыночным отношениям в силу ряда факторов.
Во-первых, Россия – при продолжении сегодняшней политики – еще долгие годы не будет являться страной с развитой экономикой, производящей готовые изделия и услуги, что является неотъемлемым свойством экономики развитых стран. Она, не концентрируя силы на диверсификации промышленности, будет гипертрофированно развивать нефте– и газодобычу, их экспорт, металлургию, энергетику. Такая структура хозяйства в целом соответствует больше потребностям тех стран, куда направляются потоки сырья и полуфабрикатов, то есть глобальный рынок. Изменяя эту структуру хозяйства, одновременно важно бесконфликтное выстраивание внешнеэкономических связей как в отношениях с ближними союзниками по СНГ, так и с Европой и другими потребителями российского сырья (особенно жидкого топлива и газа), в том числе Китаем, значение которого для России будет неуклонно возрастать с точки зрения экономического сотрудничества.
Во-вторых, в силу особой сложности положения России в мире особую роль приобретает искусство экономической дипломатии. Это – особого рода дипломатия, сочетающая в себе и политику, и экономику, и превосходное знание реального положения своей страны и ее возможностей, и интересов оппонента и т.д. Поэтому важную роль играют также кадры специалистов, занимающиеся внешнеэкономической дипломатией, а также руководители крупных государственных энергетических и сырьевых компаний.
В полной мере неготовность осуществления этой сложнейшей «игры» была с очевидностью проиллюстрирована российским истеблишментом в связи с «переговорами» по нефтегазовым вопросам – как с участниками СНГ (Украина, Грузия, Белоруссия), так и с ЕС. В результате был разрушен устойчивый имидж страны, которая с 70-х гг., даже в условиях самого пика «холодной войны», показала себя надежным поставщиком стратегического сырья, неукоснительно соблюдая заключенные в этой области соглашения (несмотря даже на «поправку» Вэника-Джексона, принятую американским конгрессом в 1974 г. под предлогом
Очевидно и то, что узкое видение национальных интересов, которое в данном случае замыкалось на задаче «наказать» сопредельные страны, апеллируя к «рыночным отношениям», в конечном счете определенно обернулось в начало новых политических осложнений России с Западом, которые не сулили ничего хорошего для российского общества. Хорошо, что Владимир Путин сумел занять сдержанную позицию и обострения отношений Россия – Запад в его сложных формах не произошло. Но недоверие к российской политике возросло. Здесь, как мне представляется, и находится ключ к пониманию того, почему США стали на путь развертывания элементов ПРО в Восточной и Центральной Европе. Российской стороне явно не хватило политико-дипломатического искусства, а демонстрация силы в переговорах с ближайшими соседями (Украиной, Белоруссией) в вопросах газовых поставок, бессмысленные утверждения о некоем «конфликте хозяйствующих субъектов» (излюбленный термин высокопоставленных сановников) усилили это глубокое недоверие к российской внешней политике в целом. При этом наблюдалась наивная вера в то, что личные, вроде бы «дружеские» отношения российских лидеров с Бушем и Обамой, Саркози и Берлускони – это уже гарантия «снятия» проблемных вопросов. Это, конечно, не так и не может быть таковым в странах, в которых имеются и другие мощные центры силы – парламенты, деловые круги, политические партии, общественные мнения и т.д. Пример этого – чуть ли не двадцатилетние переговоры по вопросу вступления России в ВТО. В конце концов оказалось, что окончательно этот вопрос должен решать... Тбилиси. Такую «загогулину» (выражение Ельцина) Кремль не мог себе представить даже гипотетически, а следовало бы. Найти, искать (и находить!) формулу восстановления какого-то определенного уровня политико-экономических (да и торговых тоже) отношений с Грузией. Мы – соседи, а умные соседи в конце концов должны прийти к согласию.
Россия – не великая держава
Дискуссии относительно того, является ли Россия «великой державой», возникли после падения СССР – одной из двух супердержав XX в. В СССР такого рода обсуждений не было – никто и нигде, ни в самой стране, ни за ее пределами, со времени окончания Второй мировой войны – не сомневался в том, что СССР – великая держава, равная по своей военной мощи США. Эти две державы обычно называли «супердержавами», в отличие от традиционных «великих держав», к которым исторически относили Соединенное Королевство и Францию (а в разные периоды предыдущих эпох Испанию, Португалию, Австро-Венгрию, Германию, Японию, Российскую империю, Османскую Турцию).
Сегодня Россия не имеет соответствующего экономического и политического веса в современном мире и далеко отстает по этим показателем не только от США, оставшихся в статусе единственной супердержавы XXI в., но и десятка других государств. Вхождение России в клуб «G-8» самых богатых и влиятельных стран мира – это, конечно, важно, но не следует при этом забывать об одной серьезной стороне вопроса, которая часто остается вне внимания отечественной аналитики. Я имею в виду то, что все члены, за исключением России, – очень богатые страны.
Россия, с ее бедным народом – это анахронизм G-8. Таким образом, Россия – единственная страна, которая входит в «клуб» избранных не по экономическому показателю, а по военно-стратегическому, что не делает ее фактически равноправным участником «Клуба больших и богатых». Как оказалось, даже очень богатая казна не означает благосостояние народа, а наличие ракетно-ядерного комплекса не делает страну автоматически великой державой. Современные интерпретации великой державы все более перемещаются в плоскость экономической, социальной, научно-технической областей, растущей роли государства в международных отношениях, международной гуманитарной и культурной деятельности и помощи слаборазвитым странам.
Постоянные сообщения прессы о том, что «мы – на четвертом», «мы – на третьем» месте в мире по величине золотовалютных запасов, – в то время как большая часть населения едва сводит концы с концами, – просто раздражают население. Человеку важно не это, а то, сколько денег у него в кошельке. Поэтому, чтобы ликвидировать явную неадекватность России (бедная страна в клубе богатых), сохранить пребывание в этом почетном «клубе» избранных, быть причастным к обсуждению мировых проблем и влиять на глобальные решения, России необходимо в предстоящие несколько лет достичь в материальном плане, по крайней мере, средних показателей «новой десятки» членов Евросоюза. Это означает необходимость роста заработной платы и пенсий в предстоящие ближайшие годы в 2–3 раза. Здесь – реальная задача для отечественного истеблишмента – правящей бюрократии и деловой элиты. А что касается общих рассуждений на темы «удвоение ВВП», «дефицит-профицит бюджета», «величина золотовалютных запасов» – все эти абстракции мало волнуют граждан, озабоченных ежедневными заботами и проблемами, непрерывно создаваемыми самой властью (вместо их решения).