Бессильная

Робертс Лорен

И тогда я становлюсь им.

Так же, как я сделал это с двойной силой огня и воды Китта, и так же, как я могу сделать это с любой из способностей, окружающих меня.

Я холодно улыбаюсь, подбрасывая в воздухе парящий кинжал и прижимая его к прочной коже, покрывающей ее сердце, лишь силой мысли. — Ну что ж, тогда тебе лучше заняться тренировками, — тихо говорю я, прежде чем ослабить контроль над ее способностью и позволить кинжалу с грохотом упасть на землю. Не став больше ничего говорить, я повернулся и зашагал в сторону замка.

Китт молча идет рядом со мной, кажется, так же погрузившись в раздумья, как и я, пока

мы пробираемся обратно через ворота замка. До начала Испытаний осталось всего две недели, и, похоже, я уже не могу спокойно игнорировать их существование и свою роль в них.

Запах жарящейся курицы и картофеля, доносящийся из кухни, привлекает мое внимание. Я бросаю взгляд на ненормально тихого Китта, а затем поворачиваюсь, чтобы войти в двери кухни.

— Добрый день, дамы. — Я быстро улыбаюсь поварам и слугам, которые готовят ужин на кухне. — Скучаете по мне? — промурлыкал я, поднимаясь на жесткую стойку и опираясь на ладони. Я ловлю на себе взгляды нескольких девушек-служанок, которые краснеют и возвращаются к своей работе, обмениваясь хихикающими шепотками друг с другом.

Жар кухни обрушивается на меня, как волна, омывая меня и покрывая мою и без того скользкую кожу...

Мою кожу.

Я провожу рукой по волосам, а затем по лицу, не обращая внимания на то, что я хожу без рубашки, бросив ее в грязном кольце — эту привычку не смог побороть даже отец.

Из-за угла появляется голова Китта, и его лицо расплывается в ухмылке. — Мне показалось, что я учуял запах моего любимого блюда. Ты такая милая, Гейл. — Он подходит к поварихе, помешивающей на раскаленной плите кастрюлю с кремовым картофелем, ее смуглая кожа блестит от пота.

Она не может не улыбнуться, глядя на лицо Китта. — Не думай, что я сделала это для тебя, Китти. Картофельное пюре, оказывается, и мое любимое блюдо. — Она улыбается, похлопывает его по щеке, а затем поворачивается, чтобы продолжить помешивать. Ее глаза встречаются с моими с того места, где я сижу на прилавке, а затем переходят на мою руку и рану, которая, как я забыл, все еще кровоточит. Покачав головой, она строго говорит: — Тебе лучше не пачкать кровью мой стол, Кай.

На это я выдавливаю улыбку. — Это уже не в первый раз.

Она снова качает головой, борясь с улыбкой. Гейл подбрасывает нам дополнительную еду и лакомства с тех пор, как мы, будучи мальчишками, бегали по замку в полураздетом виде — что, очевидно, мы делаем и сейчас. Она не раз была свидетелем того, как на этой самой кухне разгоралась драка из-за того, кому достанутся последние липкие булочки.

— Вы двое давно меня не навещали, — говорит она, добавляя приправу к картофелю. — Надоела я вам, хм?

— Ты — да. Но никогда твоя еда. — Едва слова слетают с моих губ, как мне в лицо летит комок картошки. У меня нет ни времени, ни сил, чтобы увернуться, пока пюре не присоединилось к слипшейся грязи.

— С нами никогда не бывает скучно, не так ли? — размышляет Китт, прислонившись к карнизу и наблюдая за тем, как я вытаскиваю картошку, прилипшую к моим волосам.

Я спрыгиваю с прилавка и направляюсь к поварихе, чтобы чмокнуть ее в щеку. — Всегда рад, Гейл. — Я обхожу ее и беру яблоко из корзины, говоря: — С нетерпением жду нашей следующей пищевой битвы. — Бросив одно яблоко Китту, я вытираю свое собственное яблоко о штаны, а затем откусываю.

— Принц Кай?

Я напрягаюсь, вздыхаю и поворачиваюсь на голос позади меня. Юноша нервно оглядывается, его руки судорожно теребят подол рубашки. Я поднимаю брови, мое нетерпение очевидно.

— Король просит вас присутствовать в тронном зале.

Глава 3

Пэйдин

Колесо купеческой телеги перекатывается по моим ногам. Я сдерживаюсь, чтобы не вскрикнуть, но не сдерживаю свою довольно грубую реплику, направленную на рассеянного человека, который бездумно калечит людей своей тележкой.

Что ж, начало дня не задалось.

Прошлой ночью я спала беспокойно, ворочаясь и просыпаясь от повторяющихся кошмаров. То отец умирает, а я не могу ничего сделать, только держу его за руку, то я залезаю в дымоход и обнаруживаю, что верх заколочен досками, то Адена, единственный человек, который остался у меня в этом мире, с криками оттаскивается от меня.

Где-то между многочисленными кошмарами Адена сделала слабую попытку разбудить меня. Я со стоном перевернулась на спину, пытаясь уцепиться за ту толику блаженного сна, которую мне удалось украсть. Может, я и воровка, но меня регулярно лишают покоя.

Настойчивая, как всегда, Адена сменила стратегию, решив завалить меня грубыми обрывками ткани, пока я наконец не подняла в знак капитуляции белое полотно.

Солнце, как всегда ленивое, медленно пытается заглянуть за полуразрушенные здания, отбрасывая на Лут-Аллею утренние тени, пока я пробираюсь по мощеной дорожке. Когда улица оживает от шума и суеты торговцев, а нищие умоляют каждого, кто бросит на них взгляд, я легко вливаюсь в хаос, царящий в трущобах.

Руки так и чешутся схватить какую-нибудь еду, чтобы успокоить урчащий желудок и принести Адене. Глаза мелькают по улицам в поисках следующей несчастной жертвы, которую можно ограбить, когда...

Что-то не так.

Четырнадцать. На улице всего четырнадцать Имперцев.

Но сегодня их должно быть не меньше шестнадцати.

Я бы знала, поскольку запомнила их ротацию.

Я замечаю Яичную Голову и Крючковатый Нос на их обычных местах у магазина Марии, а также еще несколько Имперцев с такими же точными именами. Из-за белых кожаных масок, закрывающих половину их лиц, довольно трудно придумать для этих ублюдков креативные прозвища, поэтому я горжусь тем, что придумала несколько.

Обычно перспектива меньшего количества охранников была бы облегчением, и, возможно, это проявляются мои экстрасенсорные способности, но это зрелище меня беспокоит.

Мой желудок сердито урчит, нетерпеливый, как всегда.

Еда на первом месте, странное чувство — на втором.

Я с легкостью пробираюсь сквозь толпу, стаскивая яблоки с тележки, проезжающей по моим ногам, — месть так же сладка, как и хрустящие фрукты, которые я откусываю. Прислонившись к разваливающейся стене лавки, я замечаю, как молодой подмастерье торгуется с торговцем. Я наблюдаю за тем, как он окидывает торговца пристальным взглядом, а затем бросает несколько монет и берет в руки сверток, похоже, из черной кожи. Я быстро пересчитываю шиллинги, которые катятся по телеге, и обнаруживаю, что для кожи здесь слишком много монет.