Бесславные дни
Шрифт:
– Здравствуй, Кен. Входи. Элси скоро будет готова.
– Улыбка казалась искренней. Если это было не так, то женщина неплохо её имитировала. Обратилась она к нему по американскому имени, чего в прошлый раз не было.
– Благодарю, миссис Сандберг, - сказал Кензо и вошел. Так много места! Он сразу это заметил. Квартира, в которой вырос он, была едва ли в половину меньше этой. О палатке, в которой они жили сейчас, он вообще старался не думать.
– Не желаешь лимонаду?
– поинтересовалась миссис Сандберг.
– Да, если не затруднит, - сказал он. Кензо
Лимонад оказался превосходен: сладкий, но с кислинкой и холодный. Кензо успел сделать всего пару глотков, когда из своей комнаты вышла Элси.
– Привет!
– сказал он.
– Привет, Кен.
– Девушка улыбнулась.
– Хорошо выглядишь, - сказал Кензо. На ней было надето летнее платье, но не слишком откровенное. Он даже немного пожалел об этом. Но в основном, он считал, что так правильнее: зачем привлекать к себе взгляды солдат, особенно, тех, кто хотел не только на неё смотреть? Он принюхался.
– И запах тоже приятный.
– Она побрызгалась духами. Парень чувствовал их запах сквозь пелену аромата собственного лосьона.
Элси наморщила носик.
– Всяко приятнее, чем запах рыбы.
Кензо улыбнулся.
– Ну, идём?
– спросил он. Девушка кивнула. Кензо допил лимонад и поставил его на салфетку, чтобы дно стакана не оставило следа на столике.
– Спасибо большое, - сказал он миссис Сандберг.
– Пожалуйста, Кен. Хорошего вам дня, - ответила женщина. Если в её голосе и звучала тревога, он сделал вид, что не заметил её.
Когда они вышли из дома, с неба начали капать редкие капли дождя. Они не обратили на них никакого внимания, так как точно знали, что скоро дождь закончится. Какой-нибудь рекламщик, должно быть, заработал неплохую премию за изобретение фразы "жидкое солнце". Рекламная, или нет, но эта фраза содержала изрядную долю истины. Солнце продолжало светить даже, несмотря на дождь, который не столько раздражал, сколько, наоборот, освежал.
Когда тучи разошлись, Элси посмотрела на небо.
– Если бы я сделала укладку, то сошла бы с ума, - сказала она и рассмеялась.
– Не думаю, что нынче её где-то можно сделать. Так, что переживать не из-за чего.
– Об этом я как-то не думал, - заметил Кензо.
– Мужчины, - коротко выразила Элси свое отношение к доброй половине человечества. Девушка снова рассмеялась.
– Эй!
– наигранно оскорбился Кензо.
– Единственное, о чём я думал последнее время, так это о рыбе. Ей укладка не нужна. А всё свободное время пытался удержать отца от... ну, понимаешь.
– Он не сказал вслух "от превращения в квислинга", хотя именно это и имел в виду.
– Ты ничем помочь не можешь. Не можешь прожить его жизнь за него. Я рада, что сам ты так себя не ведешь.
– Я же американец.
– Прежде чем это сказать, Кензо огляделся и убедился, что никто не мог их услышать.
– Надеюсь, - тихо сказала Элси и тоже огляделась. Её лицо вдруг стало грустным.
– Мы как будто живем во Франции, или в России, или в любом другом месте, занятом нацистами.
– Всё так, - сказал Кензо. Родина его отца была союзницей Адольфа Гитлера. Если уж этого оказалось недостаточно, чтобы отец передумал... Впрочем, в японских газетах, которые читал отец, о Гитлере писали намного больше хорошего, чем в англоязычных. "Ну и что теперь делать?", - подумал Кензо.
В ближайшем кинотеатре показывали вестерн с Гэри Купером. "Ну и что теперь делать?", - вновь подумал Кензо. Он отдал билетеру два четвертака. Сами билеты уже давно перестали печатать. Парень и девушка протянули ладони, на тыльной стороне которых билетер поставил печать "Оплачено". Эти печати они предъявили человеку у входа, который в прежние времена проверил бы их билеты. Человек отошел в сторону и пустил их внутрь.
Со стороны буфета тянулся знакомый запах хот-догов и попкорна. Но продавали там только лимонад и солены орехи макадамии - ещё одна местная особенность. Кензо купил порцию себе и Элси. Стоили они гораздо больше, чем заслуживали.
Все лучшие места заняли японские матросы. Кензо и Элси смогли усесться только с краю. Они не хотели привлекать излишнего внимания. Когда они принялись за орехи, то быстро выяснилось, что они хрустели гораздо громче, чем попкорн. Хрустя кожурой, они посмотрели друг на друга и улыбнулись.
Без предупреждения погас свет и загорелся экран. Кинотеатры на Оаху постоянно обменивались фильмами друг с другом, но даже их руководители понимали, что зрителям это ничуть не понравится. Киномеханик сразу же запустил хронику новостей.
Хроника оказалась японской. Она было очень похожа на американскую, но всё в ней отражалось, будто в зеркале: войска Союзников там изображались злодеями, а армии стран Оси героями. По аккомпанемент грохочущей пафосной музыки японские солдаты захватывали Китай и Бирму, японские самолеты равняли с землей города Австралии и Цейлона. Им даже удалось потопить в Индийском океане английский авианосец. Когда на экране появился объятый пламенем тонущий корабль, японские матросы закричали "Banzai!".
Каким-то образом, видимо, на подлодке, японцам удалось раздобыть немецкую кинохронику. На экране под прикрытием артиллерии вперед бежали люди в черных касках. Видимо, дело происходило на Восточном фронте. Следом показали других немецких солдат, конвоировавших английских пленных в Северной Африке. Далее зрители увидели, как немецкие подлодки один за другим топили американские транспорты у восточного побережья США. Тонущие суда вызвали очередной хор восторженных криков со стороны матросов, которые, без сомнений, могли по достоинству оценить мастерство своих союзников.