Бесславный
Шрифт:
— Я зло, — Ник пытался принять это и не мог.
Если это было правдой, то как он мог постоянно посещать мессы с мамой? Разве он не должен был загореться от прикосновения святой воды? Почувствовать жжение, когда крестился? И кстати, он многие годы был служкой при алтаре.
Но Ник никогда не чувствовал даже легкого дискомфорта. Самое худшее, что случилось с ним в церкви – это когда священник уснул во время его исповеди, а это, скорее, говорит о том, что жизнь Ника настолько скучна, что не выдержал даже святой отец.
Ну хорошо, как-то
— Я зло, — снова повторил Ник.
Амброуз переминался с ноги на ногу, сохраняя на лице то же хмурое выражение.
— Нет, Ник. Ты не зло. Нас родили для того, чтобы служить темным силам, — спокойно сказал он, словно сообщал что-то вроде: «Эй, солнце светит. Смотри, соседская собака снова роется в нашем мусоре. Чувак, на тебе уродливая рубашка. И, кстати, ты демон в человеческом обличии».
М-да…
Это не шло Нику, так же, как и его безвкусная гавайская рубашка.
— Тогда зачем ты пытаешься мне помочь? – спросил он Амброуза.
Тот фыркнул.
— Я каждый день задаю себе этот вопрос и не нахожу ответа. Часть меня хочет сказать: воспользуйся правом рождения и следуй своему пути. Позволь злу одержать верх и отправь своих врагов в Нижний Мир, как они того и заслуживают. Господь знает, что борьба с предназначением никогда не давала мне мира и успокоения. Никогда. Это как язва. Хочешь горькую правду? Забота о других с самого начала превратила мою жизнь в полный отстой. Когда тебе плевать на все и на всех, ничто не может тебя ранить. Когда ты…
Враги держат тебя за жабры. Он уже выучил этот урок.
Но все же…
— Ты не ответил на мой вопрос.
Амброуз вздохнул.
— Потому что, парень, у меня нет ответа. Что бы ты ни думал, мы — крысы, заплутавшие в лабиринте. Никто не знает, как отыскать выход. По какой-то причине ты идешь влево, но ты не знаешь, верное ли это направление, ударит ли тебя током или ты найдешь сыр. И когда ты узнаешь, что там, уже поздно поворачивать. Ты либо умер, либо тебя покормили. Третьего не дано.
— Скажу, что предпочитаю второе.
Амброуз горько рассмеялся.
— Как и я. По крайней мере, большую часть времени, — он взглянул на небо, будто ожидая божественного совета. – Я очень надеюсь, что не совершаю очередную ошибку.
Он потер лоб руками, словно испытывая боль, затем посмотрел на Ника.
— Ладно. Скажу тебе правду. Всю. К лучшему или худшему. Давай выложим карты на стол и посмотрим, где мы напортачили на этот раз.
Ник не мог разобрать, хорошо это или плохо. Но в любом случае он хотел знать, что происходит и с чем ему уже приходилось сталкиваться.
Взгляды их встретились.
— Это не первая моя попытка, но точно последняя. Ты, Ник, – моя последняя надежда. Я уже пытался трижды, и с каждым разом выходило все хуже и хуже. Когда я начал изменять наши жизни, во мне было больше человечности. Я ее почти растерял. Во время последней попытки что-то во мне словно перегорело, и честно, это пугает. А я не испытываю страха. Никогда. Особенно после того, через что прошел. Но грань, за которой меня перестанет волновать что-либо вообще, тонка. Иногда я хочу, чтобы все закончилось. Потому что когда это случится, боль исчезнет и во мне установится какое-то подобие покоя. Насовсем. И никому от этого не поздоровится. А, как я уже сказал, меня почти ничего уже не волнует. Моя человечность держится на невероятно тоненькой ниточке, которая, думаю, в один день оборвется. И да поможет нам тогда Господь.
По спине Ника побежали мурашки. Он не хотел сурового, одинокого будущего, описанного Амброузом. Более того, он не хотел становиться Амброузом. Хотя он был достаточно циничен и подозрителен по натуре, часть его все еще сохраняла честность и верила в доброту и порядочность людей. Во всяком случае большинства.
Он глядел на Амброуза, обдумывая услышанное.
— Тогда зачем мне слушать то, что ты мне рассказываешь? Как я понимаю, ты связался со мной, чтобы обрести покой и положить конец нашему миру… И что значит – ты пытался три раза? Как?
— Я и забыл о своем синдроме дефицита внимания, — Амброуз покачал головой, – не удивительно, что Кириан иногда был резок со мной.
Прежде чем ответить на вопрос Ника, он глубоко вздохнул.
— Я уже руководил тремя Никами прежде. Четырьмя, если считать мое собственное детство.
— Со-обственное? – он произнес это слово, словно проигрывая его в голове.
Амброуз горько засмеялся.
— Моя жизнь слегка отличалась от твоей. Ненамного. Парой мелочей. Но эти мелочи создали большую разницу в последующих событиях.
Да, об этом он и подозревал. И это по-настоящему пугало его.
Никогда недооценивай способность людей испортить даже самые тщательно выстроенные планы — одно из любимых выражений его друга.
— Например? — спросил Ник.
— В первой попытке корректировки прошлого я заставил Ника рассказать нашей матери о мире Темных Охотников, как только он попал в него, — Амброуз сморщился, словно ему было невыносимо больно от воспоминаний. – Я действительно думал, что это лучшее решение. Правда. Все эти годы я повторял себе, что если б она знала о сверхъестественном, если бы она была предупреждена и не…
Он выругался. Затем повернулся к Нику.
— Но она не приняла это и не поверила… Это была катастрофа. Она решила, что это умственный дефект, наследственность отца, шизофрения, если быть точным. Первый Ник окончил свою жизнь в психиатрической лечебнице, где никто не защищал его от врагов. Я все еще напуган тем, что с ним сделали. И, что хуже, без нас мама продолжила работать в клубе и ее застрелили во время ограбления.
От одной мысли Ника затошнило.
— Серьезно?
Амброуз кивнул.