Бессмертные карлики

От крутых утесов Кордильер де Лос-Анджелес, там, где голые горы сменяются почти непроходимыми зарослями-мангровами [1] , шел, хромая, одинокий путник.

Дойдя до просвета в лесной чаще, он остановился. Безотрадное зрелище предстало его взору. Позади простиралась мангрова со своею темной тайной, со своею страшной силой сопротивления. Здесь каждый шаг покупался усилием. Казалось, земля вооружилась всеми существующими способами защиты против людского нашествия. Там были бездонные трясины мхов, там был взъерошенный кустарник с колючками, ядовитыми, как змеиные зубы. И даже если бы опытный странник и избегнул этих опасностей, то его подстерегали всевозможные хищные звери. Пума и оцелот [2]

шли по его следам и ждали случая напасть. Их уважение к белому человеку велико. И отвага не та, что встречается у их родственников в Азии или Африке. Но одинокий старик, который, шатаясь, продвигался вперед, выказывал несомненные признаки слабости. Большой факао, лесной нож, правда, оставался еще в руке, но пальцы еле держали его. Он двигался, как машина, завод которой испортился и трещит ослабевшими пружинами.

Но когда старик дошел до этого места, мужество снова как будто воспрянуло в нем. Там, внизу, его взору открылась громадная степь, простиравшаяся до самого горизонта, подобная морю, – и на ней жесткая трава пампасов колыхалась длинными грядами.

Однако не от этого заблестели снова светом надежды усталые глаза старика. Далеко впереди дымка, скользящая в дрожании солнечного эфира, словно развевавшийся шелковый покров, не была фата-морганою. Этот столб в сиявшей высоте сопровождал человека с тех же давних времен, когда и Дарвинова обезьяна лишилась своего хвоста и произвела себя в цари вселенной.

Старый человек не был новичком. Он не закричал от радости. Он не возликовал и не ринулся вперед за помощью, которая могла бы спасти его старое изможденное тело. Нет – он выбрал себе камень и сел на него только тогда, когда удостоверился, что ни одна змея урутус не устроила под ним своего логовища.

После этого он взял дорожную флягу и опорожнил ее, глотая в то же время хинин пилюлю за пилюлей. Затем он нашел несколько темных орехов и стал жевать их.

Солнце стояло в зените и жгло со всею тропической яростью. Воздух как будто высекал искры в густых и сухих зарослях. Так, по крайней мере, казалось одинокому старику.

Это и в самом деле был старый человек. Его спина была сгорблена, а жажда и голод изглодали мускулы лица почти до черепа. Волосы и борода висели жидкими спутанными прядями и составляли странное обрамление черт с кожею, сухою, как у мумии. Но ввалившиеся глаза еще горели глубоким огнем. Была ли то лихорадка, которая в течение нескольких месяцев бушевала в его крови во время путешествия на юг? Или, быть может, хинин зажег новую искру жизни в слабом, смертельно усталом теле? Трудно точно сказать, но наверняка это был способный к стойкому сопротивлению старик, тренированный старый охотник с дублеными мышцами и стальною волею.

А теперь он должен был умереть. Он знал это. Тяготы имеют свои границы, а те, которые он испытал, давно бы убили человека и моложе его. Стоя на пороге неведомого, он вспоминал, как несколько месяцев назад находился на пороге великого открытия. И это открытие поддерживало Раймонда Сен-Клэра, потому что это знание не должно было умереть, подобно многочисленным открытиям, столетиями погребенным под снегом и льдом или в пустынной стране девственного леса.

Далеко впереди, на равнине, служащей преддверием к самому Matto grosso [3] , виднелись признаки огня, разведенного белым человеком. Этот тонкий голубоватый дымок не мог исходить из индейского лагеря. Белый человек или несколько белых сидели там, внизу, и пекли в золе мясо зверя или птицы.

Через несколько часов он будет среди этих белых. Быть может, ему еще удастся спасти свою жизнь. Но при одной мысли об этой возможности он покачал головой. Он сам был врачом, известным доктором Сорбонны, перешедший в молодые годы из Парижа в университет города Лимы [4] . Сначала он смотрел на пребывание там как на переходную стадию. Но Перу стало его судьбою. Эта таинственная страна завораживала своею чудесной увлекательной историей. И завораживала не только его. Многие ученые, изъездившие всю страну, познакомившиеся с индейским племенем, господствовавшим в Перу до завоевания страны испанцами, мечтали на берегах озера Титикаки разделить участь Раймонда Сен-Клэра. Их наука стала грезою, а греза – наукою.

Он пощупал себе пульс. Удары были слабые и медленные, как лопавшиеся пузырьки.

Старый профессор, который на заре своей жизни сидел у ног Пастера и шел бок о бок с Ру, Шарко и Дойенном, не страшился смерти, стоявшей у его изголовья уже многие месяцы. Но его мучила одна забота. В окрестностях Лимы в бунгало сидела юная темноглазая девушка и не отрываясь смотрела на синие горы. Он покинул ее, чтобы преследовать новое, изумительное открытие. Он нашел все то, что искал. Но плод, отведанный им с древа познания, оказался для него роковым. Подобно Моисею, он заглянул в обетованную страну. Теперь он должен умереть с этим последним видением в сверкающем взоре…

Раймонд Сен-Клэр был добросовестным человеком. Он основательно позаботился о своей внучке и оставил ей, как наследство, превосходное воспитание, которое, вместе с врожденным стремлением к самостоятельности, должно было охранить ее от первых опасных рифов молодости.

С глубоким вздохом профессор встал на ноги, но вдруг остановился, словно пригвожденный к земле. Прямо на него двигалась небольшая змея с красно-коричневыми разводами на коже и удлиненной головой. Сен-Клэр хорошо знал это маленькое пресмыкающееся. То был урутус, владелец солнечного камня, на котором сидел профессор, ядовитейшая и опаснейшая из всех змей девственных лесов Южной Америки… Невольно дряхлая рука старика стала искать у пояса револьвер, но вдруг остановилась…

Случилось нечто необыкновенное. Маленькая кровожадная змея уже подняла свое тело, намереваясь укусить старика, но как будто внезапно одумалась. Она раскачивала головою из стороны в сторону в какой-то нерешительности – потом отказалась от нападения и медленно уползла в чащу.

Старик с грустью улыбнулся. Странное отступление змеи было для него почти разочарованием. Он знал, что оно означает: эта змея никогда не трогает умирающего человека.

Но он еще жил. У него было нечто, что он должен был оставить в наследие людям. Одно из удивительных открытий, достойных только тех, которые доводят свои исследования до грани между жизнью и смертью.

То было лишь несколько скромных чисел; но они должны были поднять неслыханное кудахтанье в курятнике науки. Его имя хорошо известно в ученом мире. Ни один знаток не усомнится в его показаниях – тем более, что за успех он уплатил своей жизнью. Теперь необходимо было найти кого-нибудь, кто мог бы передать его завещание человечеству. В нескольких километрах к востоку сверкал огонь на стоянке белого человека. Теперь он должен был собрать весь остаток воли, чтобы израсходовать ее до конца.

Спокойные и зоркие глаза исследователя приняли выражение твердой решимости. Он сложил с себя все лишние предметы и оставил только лесной нож и револьвер. И колеблющимися шагами он продолжал свой путь к востоку. Он шел, словно слепой. Механически спускался по крутым откосам скал. Порой падал, но быстро поднимался снова. Он шел все дальше и дальше по направлению к равнине, к медленно исчезавшему столбу дыма, шел, не обращая внимания на колючки, царапавшие его, и на диких кошек, разбегавшихся перед ним, так как он был отмеченный смертью человек.