Бессмертные (Сборник)
Шрифт:
— Нет, — ответила она.
Он сник. И она, видя страдание на его лице, снова почувствовала себя едва ли не раздавленной.
На кухне его сухопарая, черноволосая, похожая на ведьму мать стояла у плиты, как будто бы ничего не изменилось. У них были электричество и газ, и от аромата горячей еды — лука, мяса — рот Джилли наполнился слюной. Она разревелась, и Эли обнял ее крепче, прижимая к себе. Его запах оказался таким приятным — таким чистым, почти непорочным.
Отец его вытаращил глаза и смерил Джилли строгим взглядом,
— Я пыталась добраться сюда, — пояснила она. — Все горело. А потом пошел дождь.
— Дождь, — благоговейно повторил мистер Штейн, покосившись на гобелен.
— Теперь мы сможем поискать Шона, — объявил Эли.
— Не произноси этого имени, — отрезал мистер Штейн.
«Бога ради, что уж теперь об этом беспокоиться?» — хотела бросить ему Джилли в ответ, но вместо этого взяла ладонь Эли и прижала к своему подбородку. На руках у нее лежал слой грязи и копоти; интересно, на что она сейчас похожа? Скорее всего, на зомби.
— Я как раз собирался идти на поиски, — пояснил Эли, поднося к губам тыльную сторону ее ладони.
Он поцеловал костяшки ее пальцев, а затем прижал ее руку к собственной щеке. Его слезы смочили ее кожу, словно дождь.
— Он позвонил перед тем, как это случилось, из центра города. Не знаю, что он там делал. Мы поспорили. Я уступил.
«Разве ты не собирался встретиться со мной в клубе?»
Эли провел пальцами по лицу Джилли, и каждое его касание будто закрывало рану, оставленную в ее душе долгими днями и ночами. Никого на свете она не любила сильнее. Даже в могилу она ляжет, продолжая любить Эли Штейна.
— Разумеется, ты никуда сейчас не уйдешь. Посмотри на нее. Она похожа на покойницу.
Джилли никогда не нравилась мистеру Штейну. Не только потому, что в прошлом вела себя как безумная потаскушка, — она не была еврейкой, а к тому же ее семья предоставила Эли и Шону безопасное убежище, где они могли предаваться плотским мерзостям.
— Вам нужно починить дверь, — вспомнила Джилли. — Или хотя бы запереть ее.
— Я полагал, она заперта, — сообщил мистер Штейн и перевел взгляд на сына. — Ты ее отпер?
Он направился к двери, пройдя так близко к Джилли, что ей пришлось отступить на шаг с его пути. Взялся заручку — та со щелчком подалась.
— Сломана, — буркнул мистер Штейн и сурово воззрился на Эли. — Ты ее сломал?
— Папа, ну зачем бы мне это делать?
— Возможно, вампиры пытались прошлой ночью забраться внутрь, — осмелилась предположить Джилли. — Вам стоит повесить распятия. Они действительно помогают.
Мистер Штейн скрестил руки на груди.
— Это для нас неприемлемо, — буркнул он.
— Ужин почти готов, — со слабой улыбкой объявила из кухни миссис Штейн.
Интересно, и где ей удалось отыскать грудинку? Неужели у них все еще работает холодильник и там все есть?
«Мои родители явно сошли с ума», — взглядом
Будучи лучшим другом Джилли, он имел некоторый опыт знакомства с душевными расстройствами.
Но она не улыбнулась даже тому, что они, как обычно, хором подумали одно и то же. В этом не было ничего смешного. Она уже не знала, кто безумен, а кто нет.
— Ты можешь принять душ, Джилли, — предложила миссис Штейн.
Для этого девушка слишком устала и ослабела, но немного картофельного пюре и кусок сыра, которые дала ей миссис Штейн, подкрепили ее достаточно, чтобы проковылять в ванную. Впервые за долгое время Джилли чуть меньше боялась оказаться запертой в тесном помещении; снять одежду, беззащитной встать под струи воды…
…а затем в ванной оказался Эли, тоже раздеваясь. Он забрался под душ и, всхлипывая, обнял ее. Она и сама расплакалась, стоя обнаженной рядом со своим лучшим другом, которому она не нравилась в том смысле, в каком он нравился ей; они цеплялись друг за друга и горевали вместе.
— Он там, снаружи, — пробормотал Эли. — Я уверен, что он там.
Она повернулась и откинулась спиной на его грудь. Казалось таким невозможным то, что она здесь. То, что она вообще вошла в их дом…
— У твоих родителей там, наверное, уже припадок, — предположила она, прикрыв глаза и наслаждаясь влагой, теплом и близостью Эли.
— Да ты что! Скорее всего, они пляшут от счастья. «Он там с девушкой! Он не гей! Он не гомик!» — довольно точно изобразил он голос отца, а затем мягко добавил: — А что с твоими родителями?
Она вздернула подбородок, подставляя лицо под струи воды. Ее молчание послужило ответом.
— О, Джилли. Джилли, боже, что произошло?
— Не могу об этом рассказывать. Ничего не говори. Я не смогу перестать плакать.
Он накрыл ее лоб ладонью.
— Скажу только, что они были очень добры ко мне. А в иудаизме добро живет вечно, — прошептал он.
— Спасибо.
Она снова облизнула саднящие губы.
Понурившись, он выключил воду, затем вытер Джилли полотенцем и принес аккуратно сложенную чистую одежду, оставленную его матерью в коридоре. Тренировочные штаны свободно болтались на ней и складками собрались у щиколоток. Черный свитер, никакого лифчика. Но какая теперь разница?
Он оделся, взял ее за руку и отвел к себе в комнату. Там повсюду висели ее фотографии: школьные, с их первой постановки на Бродвее, с совместных прогулок в Центральном парке. Хотя портретов Шона было больше. Сначала появилось множество карточек их двоих, Эли и Шона, только что образовавшейся парочки; потом к ним прибавилась Джилли, когда Эли свел их вместе, — вот они гримасничают перед камерой, вот репетируют скетч, а вот и эта дурацкая поездка за автографами в «Запретную планету»… На каждой фотографии, где была она, Шон выглядел раздраженным. И как Эли этого не замечал?