Бессмертные
Шрифт:
— Со временем мы решим и эту проблему.
— Значит, вы, как политик, тоже не стремитесь добиться невозможного, Бобби?
Он ответил не сразу. Лицо его стало тревожным, словно своим вопросом она задела что-то сокровенное в его душе.
— Не знаю, — вымолвил он наконец. — В какой-то степени, да, вы правы. Все дело в том, что я не хочу быть таким политиком. У Джека это получается само собой, а мне приходится переступать через себя. — Он помолчал. — Но хватит о жестокости.
Мэрилин дотронулась до его руки под столом.
— Вы
— Вы могли ошибаться на этот счет, — резко ответил Бобби; на лице его отразилась безграничная печаль. К концу ужина ей уже казалось, что она хорошо изучила Бобби, и он ей понравился гораздо больше, чем она ожидала, хотя в его манере держаться и выражении лица проскальзывало нечто такое, чего она никак не могла понять. У нее возникло ощущение, что он боится ее.
Подали кофе, гости стали понемногу напиваться. Бобби повел ее в затемненный угол гостиной.
— Мне нужно поговорить с вами, — сказал он. — Наедине.
Сама не зная почему, Мэрилин вдруг поежилась.
— Здесь достаточно уединенное место, — заметила она.
Бобби покачал головой.
— Давайте выйдем на свежий воздух.
Они прошли на террасу.
— Не хотите прогуляться по пляжу? — предложил он.
Мэрилин собралась было возразить, что на ней вечерний туалет из тонкой серебристой парчи и открытые туфли на каблуках-шпильках, но, заглянув ему в лицо, передумала. Она молча сняла туфли и, оставив их на террасе, отошла в темноту, откуда ее не было видно. Наклонившись, она отстегнула от пояса чулки, сняла их и сунула в свою сумочку.
— Я готова, — сказала она, и вдвоем они ступили на песок и зашагали вдоль берега. Маленькие волны, ярко переливаясь в лунном свете, завитками накатывались на песчаный берег. Ступать босыми ногами по песку было приятно, хотя узкое платье сковывало ее движения.
— Вам не холодно? — спросил Бобби. Он на мгновение коснулся ее руки, как бы нечаянно, но она была уверена, что он это сделал умышленно. В лунном свете лицо Бобби казалось серьезным, даже мрачным. Он сделал глубокий вдох, как человек, которому предстоит нырнуть в ледяную воду.
— Знаете, а ведь меня прислали сюда, чтобы поговорить с вами, — осторожно начал Бобби, словно врач, который вынужден сообщить плохие новости.
— О чем же?
— О Джеке.
— И в чем же дело?
— Он… э… не может больше встречаться с вами, Мэрилин.
Она не остановилась, хотя от такого сообщения лишилась дара речи. Теперь она поняла, зачем он приехал. В глубине души она давно знала, что это неминуемо, и смиренно ждала, когда топор вонзится в шею, не смея взглянуть на орудие казни. Что ж, топор почти у цели — достаточно одного взгляда на Бобби Кеннеди, чтобы исчезли все сомнения.
— Значит, все конечно? — вымолвила она, стараясь говорить спокойно.
— Да, все кончено.
— Но почему?
— Он — президент, Мэрилин. У него есть враги. Вспомните сцену в вестибюле отеля “Карлайл”. Письмо к матери. Ваше заявление журналистам в связи с болезнью отца. И еще
— А если я не сделаю этого?
— Сделаете. — Голос Бобби прозвучал жестко и грубо, и Мэрилин поняла, что этот приговор обжалованию не подлежит.
— Почему он сам не сказал мне об этом? Уж это я, во всяком случае, заслужила. — Она чувствовала, как ее охватывает гнев, разгораясь, словно костер, и поняла, почему Бобби не хотел разговаривать с ней в доме Лофорда.
Бобби Кеннеди смотрел на море.
— Джек хотел сообщить вам сам. Но я отговорил его.
— Почему?
— Он — президент, Мэрилин. А я должен, если это необходимо, спасать его даже от самого себя.
— А что будет, если я позвоню ему?
— Не знаю. Но точно могу сказать одно: по прямому номеру вы дозвониться не сможете. По моему указанию этот номер сегодня отключили.
— Не может быть, чтобы Джек позволил вам сделать это!
— Он еще не знает об этом. — Бобби смотрел на нее, качая головой. — Мэрилин, Мэрилин, — мягко проговорил он. — За последние три недели вы звонили ему тридцать шесть раз. Вы должны были понимать, что так продолжаться не может.
— Мерзавец , высокомерный мерзавец! — закричала она. — Да что вы понимаете? Он же любит меня.
— Да, — спокойно произнес Бобби, слегка наклонив голову. — Наверное, любит. — Он пожал плечами. — Но это ничего не меняет.
— Меняет, меняет! — взвизгнула она и бросилась на Вобби с кулаками, испачкав мокрым песком подол своего платья. Он без труда увернулся от ее кулаков, но она развернулась и опять кинулась на него — зубы оскалены, глаза сверкают. На этот раз они столкнулись. Бобби обхватил ее обеими руками и сжал изо всех сил, при этом он откинул назад голову, так что ее удары не достигали цели. Она резко подалась вперед и укусила его за ухо, и тут же с ликованием услышала, как он вскрикнул от боли и неожиданности. Она отчаянно пыталась вырваться, но он не выпускал ее, пока она, обессилев от собственной ярости, не затихла в его руках.
— Вы зашли слишком далеко, разве сами не понимаете? — произнес Бобби, все так же мягко. На мочке уха у него выступила кровь и тонкой струйкой, которая казалась черной в лунном свете, сбежала по шее, испачкав воротник рубашки.
— Вы хотите сказать, я нарушила правила?
— Да, вы нарушили правила.
— Он очень сердится? — спросила Мэрилин.
Бобби покачал головой, и на лоб ему упали пряди волос, как у мальчишки.
— Нет, он не сердится, — ответил он. — Он не винит вас. Вы не виноваты. И он не виноват. — Бобби стоял, носками туфель выдалбливая в песке ямку. — Но о вашей связи знают люди, которые могут использовать эту информацию против Джека. Я не могу допустить этого.