Бессмертные
Шрифт:
Джанкана пожал плечами. Ему не нравились люди, которые высказывали вслух угрозы, а разговоры о насилии вселяли в него тревогу. Разумеется, без насилия в их деле не обойтись, но об этом не кричат — просто шепотом отдается приказ, вот и все. Хоффу он считал опасным человеком, горлопаном. Уже не в первый раз Джанкана сожалел о том, что связался с профсоюзом водителей.
Они сели у камина друг против друга; их лица не выражали взаимной симпатии. Телохранители Джанканы и шофер Хоффы находились в машинах возле дома. Эти же двое, как и полагалось, проявляя взаимное уважение, беседовали наедине.
— Я
— Он уже взялся.
— Верно, однако та история с Кубой, то, что твоя девица ублажает Джека, — все это теперь не имеет никакого значения. Все договоренности побоку. Джек слушает только своего братишку-молокососа. Сделки больше не существует. Они жаждут твоей крови. И моей.
— Вряд ли они станут так рисковать. Зная, что я могу немало порассказать о них.
— На это не рассчитывай. Мне сообщили, что Джек плевал на все наши угрозы. Очевидно, он решил, что, если ты станешь болтать о причастности ЦРУ к кубинской операции, он будет все отрицать, возможно, кое-кого из ЦРУ выгонит с работы, тебя упрячет за решетку, а в тюрьме кто-нибудь по счастливой случайности пырнет тебя ножом в сердце. Он будет баллотироваться на второй срок, шагая по нашим трупам, вот такие у него планы.
— Откуда тебе это известно, Джимми?
— Отовсюду понемногу. Во-первых, я установил подслушивающее устройство в доме некоей леди, а также в кабинете ее психиатра — это во-вторых. Ты знаешь, эта леди — которая раньше спала с президентом — теперь завела роман с Бобби, с этим лицемером, которого все считают порядочным семьянином?
Джанкана сделал удивленное лицо. О Мэрилин и Бобби он узнал от одной приятельницы-певицы, которая дружила с Питером Лофордом и была в курсе всех голливудских сплетен, но он не собирался информировать об этом Хоффу.
— Посадить “жучка” в кабинет психиатра — это была гениальнейшая идея, — сказал Хоффа. — К тому же она часто разговаривает с Бобби по телефону. Они могут болтать часами, представляешь? Та история с Сан-Вэлли, знаешь? Они вот уже несколько лет пытаются повесить на меня это дерьмо. Так вот, Бобби даже сообщил ей фамилию своего нового осведомителя, с которым он собирается встретиться в Лос-Анджелесе!
— Что ж, это большая удача, — отозвался Джанкана, улыбаясь, хотя сам считал Хоффу ходячей миной с часовым механизмом, который постоянно трещит. — Ну и что ты предпринял? — поинтересовался он.
Хоффа самодовольно ухмыльнулся.
— То самое, что мы с тобой сделаем с Джеком и Бобби, — со злостью пробрюзжал он, наклоняясь к Джан-кане. — Этого чертова доносчика придется пустить в расход, как же иначе? Если Джек останется на второй срок, мы всю оставшуюся жизнь будем любоваться на белый свет через решетку.
Джанкана промолчал. Все это он понимал и без Хоффы. И все же вынужден был признать, что Хоффа кое в чем прав. Если Джека Кеннеди изберут на второй срок, им не поздоровится.
Однако, думал Джанкана, убийство — любое убийство — связано с риском. Как ни планируй, всегда случаются неувязки. А убийство президента —
Джанкана сидел, думая о том, какая мерзкая и слякотная за окном погода, с сожалением глядя на свои туфли ценою в пятьсот долларов.
— Пойдем прогуляемся, — произнес он. — Подышим свежим воздухом.
42
Именно так она и мечтала провести выходные: в доме Лофордов был устроен торжественный ужин, она и он, кинозвезда и министр юстиции, весь вечер вели себя так, будто они “просто добрые друзья”. В течение нескольких часов им пришлось соблюдать приличия в присутствии гостей, и это еще больше распалило их страстное влечение друг к другу. Наконец Бобби с показной невозмутимостью, которая была понятна только немногим посвященным, сказал, что едет в “Беверли-Уилшир”, и предложил подвезти ее до дому. Приехав в Брентвуд, они, едва переступив порог дома, стали сдирать с себя одежду До спальни они так и не добрались и занялись любовью прямо в гостиной, на широком диване, который она выписала из Мехико, разбросав по дальним углам комнаты подушки, чтобы освободить для своих утех побольше места.
Бобби остался у нее на ночь. Лишь однажды он спустился вниз — очевидно, чтобы позвонить Этель, решила она, потому что, когда он вернулся, вид у него был смущенный. Она не стала подслушивать, о чем он говорил по телефону, и была очень довольна собой.
Ее кровать была небольшой и узкой — как и сам дом, кровать предназначалась для одного человека, — но так было даже лучше: они лежали, тесно прижавшись друг к другу, словно на полке пульмановского вагона, и это сразу же напомнило ей съемки фильма “Некоторые любят погорячее”.
Они долго разговаривали — в отличие от Джека Бобби был одним из тех немногих мужчин, которые не имеют привычки закрывать глаза и немедленно засыпать сразу же после того, как насладились любовью. Она рассказывала ему про Типпи и детский приют, а он ей — о своем детстве, в котором было все то, чего была лишена она сама: мать, отец, братья и сестры, дедушки и бабушки, деньги…
— Я всегда хотела иметь детей, — сказала она.
— Дети — это лучшее, что бывает в жизни, поверь мне. Почему у тебя нет детей?
— Не повезло, — ответила она. — Но еще не все потеряно. — У нее не было желания говорить ему, что за все эти годы ей пришлось делать так много абортов, что теперь у нее практически не было шансов родить ребенка…
— Я так хочу, чтобы у нас с тобой был ребенок, — прошептала она. — Всего один ребенок. Ведь у Этель целая куча детей.
Бобби выдавил нервный смешок. Чуткий и отзывчивый, он однако не воспринял ее предложение всерьез.
— Ну, не куча, — отозвался он. — И десятка не наберется.